Александр Уланов - В месте здесь

Колодец устал, он готов поддерживать локти, но вода пусть пока побудет в другом месте. Устои моста, каменные корабли, режущие реку. Крестоносцы шли на Восток по чуть заметному горбу. Если ты купишь аметист, тебе подарят зуб древней акулы. Охранявшая башня – теперь жилой дом. Стена выпятила живот. Дом прорастает из дома. Если камень, собирая происходящее около него, не крошится, он чернеет. Где закончить рост окна, чтобы оно не пробило крышу? Вера – путь наименьшего сопротивления при формировании ценностей, следование готовым ответам вместо выработки решения в каждом конкретном случае на свою ответственность. Человек – где поиск. В ненадёжности. Где ничего не гарантировано – ни подсказка свыше, ни спасение (ни вечное, ни даже временное).

Тяжелой римской кладкой, годной для основания Колизея. Порта Претория, Кастра Регина. Но над ней – окно с цветами. Христианство помогало расти, когда женщина не считалась человеком, а человека-мужчину было позволительно убивать на арене цирка. Оно внесло долю в формирование индивидуализма – хотя бы через представление о личной ответственности человека перед богом. Но, способствуя взрослению, оно не согласилось с ним и не повзрослело само.

Остротой домов. Чешуёй черепиц и окон в пять рядов на скатах. Надгробные плиты, вставшие вертикально в стене. Худая бронза музыки. Кому так и тащить на спине колонну. Кому танцевать даже под тяжестью. Маленькими колоннами держать ширину окна. Окнам там, наверху, не нужно стекло. Ни к чему штукатурка, хватит плюща. Странная уверенность верующего в том, что вне веры невозможно никакое движение за сферу непосредственных материальных интересов. Нигде кроме, как в Моссельпроме. Человек идет к интересному или помогает близкому сам, независимо от ощущения над ним руки Верховного Поводыря. Возможно, без этой руки у него получится лучше.

Потолком в волнах. Листьями по каменным узлам оград. Осторожно открываясь узостью окон. Удивлённым оленем над входом. В доме тоже живёт путь вверх. Только различие окон и их несимметричная разбросанность по фасаду выдаёт древность. Или она чуть выглянет камнем из-под штукатурки. Если заранее известен объект веры и заранее предполагается, что он как-то всё устроит, какой здесь свободный поиск? А если всё устраивать и решать самому человеку (конечно, не одному, а с другими людьми, но без упрощающих отсылок вверх) – в кого эта вера, кроме тех, кто рядом? Пусть у Голиафа копьё в четыре этажа, Давид уже поднимает камень. Библия – интересный литературный памятник, вобравший в себя опыт не одной сотни людей. Но сколько можно пересказывать одно и то же?

От осторожных круглых окон спокойной стены Ульриха – к Якобу. Где крылатые динозавры с завязанными узлом хвостами. Львиные головы с косами-рыбами, за которые держится человек сзади. Клювоголовые звери. Толстомордые коты над капителями колонн портала, а под ними люди-птицы со сложенными на груди руками. Из голов колпаками шутов вырастают цветы. Лица столь серьёзны, что не удержаться от улыбки. Даже драконы улыбаются. Окна-венки, цепи, корзины. Волнами узлов по стволам. На границах нефов смотрят с высоты колонн голуби в кольчугах перьев, коты, совы с человеческими лицами, лица без тел, дельфиноносые чудища, бородачи, похожих нет. Бог не нужен для всего этого, достаточно мира в его кружащем голову разнообразии. Вера упрощает мир. Если за каждым предметом и действием – бог (подсознание, материальный интерес, пришельцы из космоса – любая универсальная причина), предметы и действия тем самым обесцвечиваются и редуцируются. Да они и обижаются на смотрящего сквозь них, закрываются от него. Открываясь тому, кто готов говорить с ними как с индивидуальностями, не сводимыми к чему-то далее.

Кофе первых этажей, готика вторых, тихие стекла третьих. Скелет свесил ноги на улицу из окна, и в зубах его банан. Три головы дракона встретились и улыбаются друг другу над камнем воды. Улица теснотой приближает друг к другу. Угол, в котором встречаются двери. Друг помогает без просьбы. Если тот, кто говорит, что вас любит, ждёт вашего признания в вере-подчинении, вашего стояния на коленях – кажется, вам не очень повезло с другом.

И наконец, собор – место для пустоты, которую лучше не обижать именем Кришны, Христа или Велеса, потому что откуда тебе знать, что и в какой момент эта пустота захочет вместить, веточку или пламя. Полная не цветом, а светом. Острые рыбы готических потолков. Вера – система догм. Гораздо более, чем бог. Возможна вера без бога – ставящая на его место национальную идею, социальную утопию, да и материальный достаток, идеология общества потребления там, где она лишает человека выбора его собственного пути, – тоже религия со своими догмами вроде «если ты такой умный, почему ты такой бедный». Система догм может быть более жёсткой (ислам) или менее жёсткой (буддизм), но она есть. Вера без догм, оставляющая человека самого искать путь в сложности мира, – уже не вера, а свобода.

Камень, царапающий и дробящийся, доросший до воздуха, цепляющийся за него, впитывающий его полет, наконец перемешавшийся с воздухом на верхушках башен, зубастыми головами, чертями и мудрыми лицами во все стороны, возвращающийся к земле водой горгулий, говорящий каждым сантиметром стены о прошедших людях и дождях. Зная, что до неба не достать, и всё равно поднимаясь выше и выше. Становясь рамой для облаков. Разрастаясь встречами с людьми и снопами листьев. Башнями, выросшими из стен поднимающейся башни. Балконами, на которые никто никогда не выйдет. Поворачиваясь к площади порталом, к улице ступенями, к соседнему дому галереей на втором этаже. Девушке и читать, сидя на шестисотлетнем камне. Культура – стремление к лучшему. Она невозможна без иерархии, без понимания того, что есть ценности, неизмеримо превосходящие меня. Но эти ценности ближе и прочнее, когда они – дело выбора самих людей, моего собственного выбора. А не свалившееся на голову с небес.

И башни – разные, где-то колонна вместо ниши, арка над окном опрокинутым сердцем или стрельчатым углом. Только разнообразие может не подавлять. Пантера готова нести на своей спине только того, кто может вести её своим сном. Но и ей нужна опора – сплетение листьев, растущих из головы. И почему бы чёртику не поддержать человека – у него лучше получается держаться за вертикаль стены.

Бог был лишь строительными лесами. Колокольня старого собора стала подъёмником камня для строительства нового. Ступени древней совы. Каменное горло. Если человек на свой страх и риск, не оглядываясь на догмы и готовые ответы, пытается понять, что есть бог, как можно коснуться его, – к религии это не имеет почти никакого отношения. Если высшее всё же имеет лицо – это снова невзрослость, попытка спрятаться за спину старшего-всемогущего. И поиск приводит к пониманию, что это лицо настолько сложно, а соприкосновение с ним настолько многообразно и неопределённо, что позиция все более отличается от внерелигиозной только терминами.