Вячеслав Смирнов - Сумасбродства

***

Нелочка всегда оставалась в моей памяти и часто ярко приходила в воспоминаниях, и вдруг наяву пришло известие о Нэлочке – звонок и незнакомый женский голос:

––Здравствуйте, вы Вячеслав?– Да, я.

––Я подруга Нелочки, Надя Шубникова. Нэлочка умерла, и нужны данные о ее датах. Ведь у вас, наверно, есть брачное свидетельство. Это нужно для оформления каких-то документов.

––К сожалению, я не помню, чтобы я его встречал в моих бумагах, но поищу и позвоню вам. –Хорошо,–ответила Надя.

Мои поиски во многих накопленных за многие десятилетия бумагах не принесли ожидаемого результата, и вызвали удивление – как мог потеряться этот единственный документ? И только в военном билете офицера – запасника нашел запись: женат, Смирнова Неля Васильевна, но без дат рождения. Огорченный позвонил тотчас Наде. Через несколько лет и многих воспоминаний о Нелочке решил побывать на ее могиле и позвонил Наде с просьбой провести меня на могилу. Она согласилась. Поскольку многие уже отказались от стационарных телефонов, я подумал, что и Надя может отказаться. Поэтому я попросил дать мне мобильный номер. Но она отказала и заверила, что никогда не откажется от прежнего.

Когда-то мой однокашник Наум Брод познакомил меня со своим другом, рижанином Сашей Блатом. Наум жил в Москве, а я иногда стал встречаться с Сашей, и узнал, что он и Нелочка учились в школе номер 40 Риги. Саша с восхищением рассказал о том какой прелестной она была, как ее обожали многие мальчики, как хотели к ней приблизиться, что она была самой красивой в их школе. Саша знал, что она ушла из жизни, и просил меня взять его и вместе посетить ее могилу. Я обещал, Саша был настойчив. Я обещал неоднократно, но каждый раз откладывал и откладывал. Даже звонил Наде и обещал в выходные приехать к ней и вместе пойти на кладбище. Она жила в районе Иманта, и от нее, до кладбища Лачупе было недалеко. Познакомиться с новым человеком, знавшим Нелочку, знавшим о ее жизни перед кончиной, было мне интересно, т.к. я о ней не знал. Нелочка давно исчезла из моего поля зрения. И вот я, что называется дособирался. Саша, так хотевший увидеть ее могилу, сам умер. Это вдруг случилось так просто, что жуть охватывает. Десятого января 2016 года Саша поскользнулся, упал, пришел в Первую больницу, что была вблизи, и был заботливо положен в коридоре. К нему срочно явился старший сын – большой бизнесмен и добился перемещения Саши в палату. Появились признаки воспаления легких, был отек, лечили, выписали. Я позвонил Саше. Он говорил очень тихо. Чувствовалось, что обессилен. Сказал, что подключен к системе искусственной вентиляции легких, что было очень трудно дышать, а теперь немного легче, но разговаривать еще трудно. Голос его звучал как шепот. Простились. Оказалось, что навсегда. Одиннадцатого марта он умер. Узнал я об этом из е-майла, отправленного его сыном в несколько десятков адресов, по которым Саша имел переписку. Увидел я его уже при отпевании. Все произошло в два месяца. Жена его была довольно жестким человеком, не гладила его по голове, не восхищалась его талантом собирать всю жизнь шутки-прибаутки, систематизировать профессиональные события самого, как инженера-строителя, и проектной организации, мягким, добродушным характером. В общем, его, уже взрослого, я определял милым мальчиком. Саша создал картотеку разработок проектного института. В нее вошли все построенные за сорок лет работы Саши объекты в Латвии, Риге и других городах страны. Стройки и даже этапы строительства были сфотографированы. К примеру, в Риге, в самом центре была гостиница «Латвия», кажется двенадцати этажей. По диагонали перекрестка на нее смотрел бы памятник Ленину, поверни он голову влево на сорок пять градусов. Саша заснял этапы сноса ресторана «Молочный», любимого мною и не только, а, пожалуй, всеми рижанами, строительства гостиницы «Латвия», сноса в 1999г. не повернувшего к ней головы Ленина – и автокран, и канат вокруг горла, и наклоненного, и расчлененного на земле вождя, не хотевшего смотреть на гостиницу. Собираемые им шутки Саша называл «смешурками», собрал все в книгу, сам ее переплел в коже. С этими шутками Саша выступал в обществе знакомых, читал их. Рассказывал, что многие смеялись, и он считал, что это было признанием его писателем-шутником.

Министр строительства в отставке решил увековечить свою деятельность на посту, и стал собирать материалы для книги. Саша рассказал о неожиданным для него событии.

––Александр, надеюсь вы помните своего министра строительства Земниекса?–

прозвучало в телефоне.

––Как же, как же, Ян Карлович, конечно помню.

––Александр, мы тут с товарищами собираемся написать книгу о великих стройках в Латвии в наше время.

Рассказывая, Саша с ухмылкой добавляет, – нам шишки, им сосиски. В продолжение я слышу –Вы, я помню собирали данные об объектах, а выезжая на них фотографировали. Эти материалы очень бы пригодились для книги, и украсили бы ее. Вы, конечно, будете одним из соавторов, и станете в истории Латвии незабытым. Было бы хорошо получить некоторые. Я был бы вам благодарен. –Мне идея о книге пришлась очень по вкусу, я согласился, и мы сразу договорились о встрече. Ждал я ее с нетерпением и интересом. И вот в начале лета в мою квартирку с маленькой прихожей вошли трое очень корпулентных товарища – бывший министр и двое известных мне по проектному институту коллег. Пришли и принесли набор вино-водочных продуктов и разные сладости. Обсудили в общих чертах содержание и фотографии будущей книги, придумали название и вдохновленные идеями разошлись.

В остальные встречи и телефонные разговоры Саша о книге не вспоминал, но всегда напоминал мне –Когда же мы все же навестим Нелочку? –Я снова обещал. И вот Саша уже третий год идет как Саши нет, и что-то меня подтолкнуло к мысли посетить могилу. Звоню Наде – подруге Нелочки, но стационарный телефон уже не существовал, номер ликвидирован. Умер очередной свидетель нашей жизни. Ее мобильного же у меня не было. Так прервалась неустановленная встречей связь с знавшей ее в последние может быть дни. Поехать же кладбище Lacupe в Риге так и не собрался. Обратился к интернету, и нашел сайт cemety.lv, по которому можно искать могилы. Ввел ее имя и фамилию, и к удивлению, обнаружил ее могилу в г.Лиепая (1989, Liepaja, Dienvidu). Как же так? В Лиепае, за двести километров от города, в котором она жила, в котором умерла и была похоронена. Свидетелем тому – Надя, ее подруга, звонившая мне. Как жаль, что не могу связаться с Надей. Возможно, она прольет свет на эту посмертную перемену. Пришлось задуматься и строить свои версии. Из повествования Нелочки при ее визите ко мне, я знал, что она была замужем за студентом из их студенческой группы, но не хотела продолжения с ним, и хотела избавиться от ожидаемого от него ребенка. Он чем-то ей был не мил, и одной из отрицательных его черточек она назвала плохой слух. Предположим, что он закончил медицинский, стал врачом, и был направлен работать в г. Лиепая. Возможно он знал о смерти Нелочки, был на похоронах. Мог и не знать в те трагические дни, а узнал потом. Хранил в памяти воспоминания о ней, возможно, наведывался к могиле. Бывать или не бывать у могилы, вспоминать или забыть– этому могли способствовать многие причины. Если он встретил другую женщину или женился на другой, то воспоминания и притяжение прошлого то возвращались, если был одинок, то были живы и могли крепнуть. Мой последний звонок Наде был около пяти лет тому назад, и она была готова навестить могилу. Но она тогда могла и не знать о переносе захоронения. Может быть она и сегодня не знает о произошедшем. На фотографии памятник выглядит новым. Возможно поставлен недавно. Мои рассуждения могут быть и неверными. Например, ее муж, а может быть и другой мужчина или женщина – неизвестные мне, почитавшие Нелочку, и скорбящие по ней, поминающие ее ежедневно в молитвах, живущие в г.Лиепая решили поставить в ее честь кенотаф, поскольку было очень хлопотно вскрывать могилу и перевозить прах из Риги. Такие надгробия возводили в древней Греции, Римской империи и в последующие века воинам, погибшим в дали от дома. Если администратор скажет, что эксгумация не производилась и могила в Риге сохранилась, то можно быть почти полностью уверенным, что в Лиепае поставлен кенотаф, если, конечно, эксгумация не произошла под покровом ночи. В шестидесятом Нелочка появилась и открылась мне, а через тридцать лет ушла загадочно. Но я уверен и рад, что есть еще одна живая душа, хранящая о ней память. А кенотаф ей – это светлая память.