Вячеслав Смирнов - Напокишу. Книга о моем отце

© Вячеслав Смирнов, 2021

ISBN 978-5-0053-5950-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Папе стало плохо 16 марта. Пошли с мамой на дачу, но по дороге повернули обратно: он стал задыхаться, тяжело дышать. Вернулись домой, мама его ругала, говорила, что придуряется, и ей самой пришлось нести весь груз.

Надо бы посетить поликлинику. Я предложил пойти с его паспортом и взять в регистратуре талончик к терапевту. У меня перед глазами рецепты, они выписаны 20 марта – значит, сходили позже.

А у меня 17 марта юбилей, и в голове крутилась эгоистичная мысль: как бы папа не умер, это поломало бы все планы.

В последующие дни лучше не стало, но я человек безответственный, поэтому не прилагал усилий к тому, чтобы заняться папиным здоровьем. Были еще попытки сходить на дачу, но затем они прекратились – папе становилось хуже. А тут еще и мама заболела 29—30 марта, и все внимание переключилось на нее, потому что уже привыкли, что старенький папа жалуется на здоровье.

Вчера, 31 марта, мама с папой собрались на дачу. За день до этого жаловалась, что не в силах сходить к врачу. Какая дача?! Еле их отговорил.

Сегодня, 1 апреля, я еще спал. Показалось, что раздался звонок домофона. Показалось, что где-то что-то грохнуло. Но все это было в полудреме. Примерно в 6:10 в комнату заглянула мама и сказала: «Слава, не пугайся. Там скорая приехала. Надо папе помочь». В комнате родителей находилась женщина-врач и две санитарки. Папа сидел на кровати, обложенный подушками, и тяжело дышал.

Папино свидетельство о рождении, дубликат 1953 года

Позже мама рассказала, что папа встал в 5:00 утра, стал метаться по комнате, жаловаться на удушье. Мама спросила: «Тебе скорую вызвать или таблетки дать?» Выпил две таблетки. Нас не стали будить, час прошел в поисках телефона скорой. Наконец медпомощь удалось вызвать через телефон экстренных оперативных служб 112. Я разбудил брата, он выглянул, сказал: «А, понял», – и стал одеваться.

Папа хотел пописать, поскольку принятое лекарство обладало мочегонным эффектом. Но врач запретила ему вставать. Брат взял тазик, врач и санитарки тактично отвернулись, мы с братом подняли и поддерживали отца, но он из стеснительности пописать не смог. Надели рубашку, накинули куртку, джинсы, ботинки. Штаны застегнуть не удалось. Посадили на стул и понесли к лифту. На крыльце передохнули и донесли до скорой. Оказывается, тяжело нести вдвоем. В скорой отца усадили в кресло, я предложил сесть рядом с ним, чтобы придерживать его, чтобы он не упал. Врач сказала: ничего, пусть держится за поручни. Отец тяжело дышал, но держался.

– Куда мы едем? – спросил я.

– В Комсомольск, – ответила врач.

Через минуту спросила:

– Он у вас выпивал?

– Нет, – ответил я.

Мой дедушка Смирнов Иван Николаевич, снимок примерно 1939 года

При высадке из скорой отца пересадили на каталку перед приемным покоем. В приемном отделении к лицу отца присоединили легкую маску с подачей кислорода. Оформили документы, задали мне какие-то вопросы, пришел мужчина-врач и спросил у отца имя, отчество. Отец хотел писать. Принесли колбу, но он опять стеснялся это делать при людях. Затем сказал, что хочет сходить по большому. Речь отца стала несвязной. Меня спросили:

– Он всегда так говорил?

Повезли на рентген. В рентген-кабинете я снял с отца рубашку, ему пришлось встать к рентген-аппарату. Стоять отец не мог, рентгенолог ругалась на него за это. Затем попросила на момент съемки задержать дыхание, но отец все равно тяжело дышал. Я подхватил его на руки и усадил в каталку. Отец сел неглубоко, и я обошел его, чтобы со спины придвинуть поглубже к спинке. Медичка отвлекла меня, попросив снять с отца брюки – все равно его нужно будет раздевать. Отец стал наклоняться вперед и падать. Я разогнул его, склонился к ногам, стал снимать ботинки. Отец застонал и стал изгибаться – типа мостик, сползая с каталки. Я воскликнул:

– Смотрите, что с ним?

Папа сидит на коленях своей матери Екатерины Захаровны, слева от них – папина старшая сестра Зоя, справа – средняя сестра Лида. Снимок сделан примерно в 1939 году

Рентгенолог и медсестра стали помогать мне вытаскивать каталку в коридор. Отцу по внешним признакам становилось все хуже. В его лице я читал панику, ужас и боль. Еще несколько человек медперсонала находились в другом помещении. Я закричал:

– Помогите!

– Не надо кричать, – ответили мне.

В приемном отделении я помог переложить отца на медицинскую каталку-кушетку, ему стали делать массаж сердца, а меня тут же выставили в коридор. Я ходил взад-вперед по коридору, пытаясь подавить нахлынувшие слезы. Это получалось плохо, я утирал платком глаза. Санитарка взяла швабру с тряпкой и скрылась за дверью. Я понял, что папа все-таки пописал, но произошло это непроизвольно и незапланированно. Примерно в 7:50 меня пригласили в приемное отделение. Тихо сказали:

Свидетельство об окончании семилетней школы, 1953 год

– Ваш папа умер. Соболезнуем.

Я глубоко вдохнул, чтобы отогнать слезы. Сел на кушетку. Встал.

– Вы можете подойти, проститься.

Подавляя слезы, я молча вышел в коридор и закрыл дверь. Вдохнул-выдохнул, набрал номер брата Олега, произнес:

– Папа умер.

– Что?!

Мой голос срывался и, наверное, был неразборчивый.

– Папа умер.

Объяснив Олегу, где я нахожусь, стал ждать, что скажут врачи. В моем представлении – они должны были оформить какие-то документы и подсказать насчет похорон. Судя по всему, папа умер примерно в 7:30.

Дежурная врач сказала:

Фото с комсомольского билета, предположительно 1959 год

– А вы что здесь ждете? Можете идти домой. Завтра приходите в 9:00 в морг за документами и за телом.

И еще объяснила, что тело отца два часа должно лежать в больнице – прежде, чем его заберут в морг. Так положено по закону.

Я стал что-то мямлить про похороны, врач набрала телефон представителя ритуальных услуг: