Александр Чусовлянов - Глупые и ненужные

«И я рад, что на свете есть расстоянья более немыслимые, чем между тобой и мною.»

Бродский

Черно-белая канарейка

Вот как это обычно бывает. Я стою возле огромного панорамного окна на 23 этаже большой постмодернистской коробки, сделанной из стекла и металлических прутьев. Рядом с моим ухом шипит телефон. На другом конце провода мой коллега из Амстердама пытается внятно объяснить, как решить важные вопросы, связанные с логистикой и отгрузками. Я слушаю его в пол уха и, если на чистоту, весь его не лишенный эмоций спитч, для меня подобен белому шуму. Я больше занят изучением рамки окна и здания напротив. Почему? Об этом позже.

Напротив моего здания стоит такая же безвкусная громада только на пару этажей выше, словно два архитектора заочно занимались фаллометрией посредством проектировки бизнес центров. Здания похожи в своей унылости и однообразии. Наверное, если принять во внимание, что бог все-таки существует (на самом деле нет), то для него подобные конструкции напоминают среднего размера клетки для птичек. У дедушки были подобные в миниатюре для его канареек. И вот одна такая божественная канарейка рассматривает клетку напротив и видит там своего двойника.

Двойник тоже слово весьма условное. Просто на одном из этаже стоит такой же чувак, который ровно так же уткнувшись в окно разговаривает по телефону. Он так же одет в черно-белое, как герой хичкоковского кино. Белый верх, черный низ. От шеи и до ремня тонкая фиолетовая (синяя?) полоска в виде плотно завязанного галстука. Вижу я его плохо, поэтому сходство кажется фантастическим. Только мой визави более активен, энергичен и вовлечен в беседу. Меня это даже немного коробит, как коробит активность отличницы за первой партой, которая стремится ответить на любой вопрос, на который и ты знаешь правильный ответ.

Но есть одна деталь, которая рушит концепцию нашего достоевского двойничества. Одна махочка чёрточка, как сказал бы Федор Михайлович. Одна деталь, которая делает меня настолько инертным и телефонный разговор неважным. За моей спиной стоит маленький черный квадрат размером 55 x 40 x 20 см на колесиках и складной матовой ручкой. В этот черный квадрат упакована вся моя жизнь на ближайшие 8 дней. Ультрабук, две клетчатые рубашки свободного кроя, светло-зеленый свитшот с растянутым воротом, серые шорты карго, три футболки, которые похожи одна на другую, теплый шерстяной кардиган, светло-голубые винтажные широкие джинсы, плюс сумка со средствами личной гигиеной, powerbank и книга за авторством Джона Эдварда Уильмса «Профессор Стоунер», которую я вот уже 6 месяц хочу прочитать, но все никак не доходят руки. Вроде бы все. Не так уж и много, но на отпуск, который я себе задумал должно хватить.

Я дышу на стекло, и оно запотевает неровным овалом, в нем пальцем свободной руки рисую маленького размера пенис, не забывая про сопутствующие атрибуты: гениталии и волоски у основания. Я давно отметил, что не важно сколько тебе лет 15 или 35, но оказавшись перед пустым холстом руки мужчины инстинктивно рисуют один и тот же силуэт. Что бы это понять нужно просто родиться мужчиной, по-другому, увы, никак.

Парень, напротив, начинает жестикулировать активней, видимо вопрос не решается. Я деликатно прощаюсь со своим абонентом и заканчиваю разговор. Смотрю на нарисованный пенис и сквозь линии рассматриваю клерка в соседнем здании. Прощаюсь с ним «пока парень, не знаю кто ты и сложность проблемы, но надеюсь у тебя все получится, а мне пора в отпуск».

*

Обычно отпуск мой выглядел так. Я жил в двух полюсах: северном – там, где горы, снег и сноуборд. Уютное шале, ведра глинтвейна и травмы легкой степени тяжести. Вторая ипостась любого отдыха – это море, белый песок, робкие попытки серфинга и кожа, которая покидает плечи несколькими слоями после особо солнечного дня. Так я и жил и жизнь меня эта устраивала абсолютно. Я возвращался посвежевший, отдохнувший, с провентилированной головой, но в этот раз я решил все сделать иначе, на свой манер.

У меня есть три университетских друга. После выпуска мы разъехались кто куда и вот прошло уже 12 лет. Ни с кем из них я так и не встретился. Все наше общение строилось по принципу «Новый год – день рождения – день рождение – Новый год». Но в день моего 33летия под влиянием алкоголя и сентиментального фильма из 90х, я четко решил это исправить и свой следующий отпуск провести с друзьями, наивно полагая собраться всем вместе «где-нибудь не здесь». Но оказалось собраться всем вместе это уравнение с бесконечным числом переменных, которые разрастаются в арифметической прогрессии. Графики отпусков, деньги, шенген, болезни, болезни близких, и банальное отсутствие желания. В итоге с момента титров того сентиментального фильма прошло 2 года и вот сейчас я, не особо с кем-то договариваясь, решил проехаться по своим друзьям. У меня на руках было три билета в три разные города, лежащие в трех разных часовых поясах. Начать я решил с Эббинга, а дальше никакого плана у меня не было, только желание встретится с Софой и эффект неожиданности.

2. Софочка

Эббинг – единственное место на свете, где я ощущаю себя как дома, хотя и прожил здесь неполные 6 лет. Наверное, дело в том, что как человек я сформировался именно здесь, здесь нашел друзей и потерял невинность, впервые подрался и расширил свой словарный запас более чем в двое. Поэтому и волнение, которое я испытываю, возвращаясь сюда под вечер, тоже какое-то домашнее, родное.

Эббинг по сути является университетским городком, в центре которого старое здание, поросшее плющом и огромным парком средней степени запущенности. Собственно университет -единственное логичное объяснение, почему этот город до сих пор существует и худо-бедно живет. Вся инфраструктура города завязана на студентах, от маленьких пабов до автозаправок. Аэропорта, конечно, здесь нет, а только шоссе и старая железнодорожная станция. Чем-то это все напоминает Хогвартс, только без волшебства и ограниченного числа факультетов. Мы с друзьями начинали учиться на историческом, но после первого курса синхронно разочаровались в своем призвании, но каждый по-своему. Серхио дополз до последнего курса, а потом отчислился. Я выбрал скучный менеджмент и управление. Ренди сдался под давлением родителей и таки поступил на юрфак, чтобы продолжить семейную династию. Софа же остаток учебы посвятила философии. В итоге все мы после конца образования покинули нашу Альма-матер, кроме нее. Она стала сначала младшим преподавателем, а сейчас уже дослужилась до доцента кафедры немецкой классической философии и с завидной регулярностью писала в профильные журналы, которые я читал и ни хренашеньки не понимал.