Евгений Переверзев - Обратная сторона океана

Мельком проплыла в толпе Ивета, жена Артура, она аккуратно промакивала платочком уголки красных глаз, пытаясь сохранить праздничный макияж мужественной и вместе с тем очень мягкой, домашней, вечно ждущей своего супруга женщины, верной жены. Около неё стоял её родной брат Паша, с которым мы успели познакомиться, и многочисленные родственники Важитянов, в основном со стороны Иветы.

Вдруг вспомнилось, как Паша, встречая нас с Костей из Питера, на своей «Ниве» заехал на перрон. Как мы вместе впихивали в его короткую машину привезённый груз. Как возмущалась такой дерзостью охрана вокзала. Паша, с внешностью греческого атлета, с проседью в курчавой чёрной бороде и пышными усами, жёстко рубил: «У нас спецпропуск», хотя никакого пропуска, а тем более «спец», и подавно не было. Отчаянный мужик, подумал я тогда. Такие проламывают дорогу в жизни, как атомоход «Ленин» ледяную пустыню. Ещё десятки лиц. Среди них Лёшка-сосед, одноклассник Саша Герцев с женой Ириной. И они пришли. Ребята с работы. Надо же, здесь не только «вечёркинцы», пришли коллеги и из других газет. Снова взглядом вернулся к своим. Как же они останутся без меня?! Сейчас эта мысль особо жестко хлестнула по моему сознанию, и вся усталость от подготовки перехода, суеты последних дней, бессонной последней ночи за одну секунду испарилась без следа. А глаза уже смотрели куда-то в даль голубого чистейшего неба.

Потом нас хлопали по плечам, жали нам руки, фотографировали и фотографировались вместе, брали интервью. Было ощущение, что провожают космонавтов. И эти космонавты – мы. Когда спустились в лодку, в которую сразу прыгнуло человек двадцать гостей, Витька поймал кураж, переоделся в спасательный комбинезон, тут же превративший его в этого самого космонавта, только без шлема, под гром аплодисментов прыгнул с борта и, разбросав в воздухе руки и ноги, плашмя шлёпнулся на воду, вызвав восторг толпы и «космический» всплеск, поднявший сотни искрящихся на солнце капелек. Красно-оранжевый комбинезон хорошо держал его вес. Через несколько секунд Витька уже взлетел на палубу.

– Вод-да холод-дная, ж-жуть, – отстукивал он зубами, пытаясь протиснуться сквозь гостей к своей одежде, – д-дайте, д-дайте же пр-ройти.

– Вить, ну как, комбинезон держит? – поинтересовался я.

– Л-лучше жилета. К-классная вещь.

Мы попросили гостей покинуть судно и подняли паруса – под долгожданное «Прощание славянки». Колумб в яйце торжественно показывал дорогу. В яхт-клубе, лёжа вместе с парусом на асфальте, он казался огромным, теперь же на надутом ветром спинакере яйцо с его изображением из большого страусиного превратилось в маленькое перепелиное. Ну, вот и сбылась наша мечта! Почему нет внутреннего ликования? Почему? Почему я чувствую только жуткую усталость и что-то нервное – до этого мгновения незнакомое и непонятное нервное напряжение? Спинакер, грот и стаксель тащили нас к середине реки. Минут через десять набережная опустела.

Я уже чётко понимаю, что грот – это задний парус, он же основной, а стаксель – передний треугольный парус. Они гармонично уравновешивают друг друга, а при определённом положении напоминают крылья. Красиво!

Вот и всё!

«Аира» для всех уходила бороздить воды океана, на самом деле она, с трудом преодолевая течение, шла в яхт-клуб к своим последним приготовлениям. Её ещё нужно было доукомплектовать личными вещами и, сняв мачту, водрузить на сухогруз «Волго-Дон», чтобы она прошла через шлюзы Волго-Донского канала, ведущего в Таганрогский залив. Яхта была меньше пятнадцати метров, и поэтому самостоятельное шлюзование ей запрещалось существующими правилами. Там её спустят на воду, и она начнёт свой путь до самого Кливленда.

Теперь же мы расслаблены, вокруг нас только самые близкие люди. С Аней на яхту прыгнул и Виталик Якунин. Мы вместе учились в университете, вместе трудоустроились в «Вечёрку», вместе были и по жизни. Были теми самыми товарищами, которые подпадают под определение академика Ушакова. Теперь Виталя готовит репортаж с наших проводов и будет держать в своих руках всю информацию о переходе, делая из моих коротких сообщений, передаваемых с оказией в формате нашей радиостанции, целые повествования для читателей газеты. Подписывать эти публикации он будет моим именем, а гонорары приносить Ане. Об этом я узнаю только по возвращении.

Да, теперь мы расслаблены. Можно произносить тосты и смеяться, поздравлять друг друга с окончанием подготовительного марафона. Ветер стих, и «Аира» фактически остановилась против течения.

– Старпом, включай двигатель, а то, чего доброго, нас снесёт обратно людям на смех, – распорядился капитан.

Гена нырнул к двигателю, тот затарахтел, а через полчаса работы зачихал и, дёрнувшись в конвульсии, заглох. Гена совершил ещё один нырок к машинному отсеку и вскоре поставил диагноз:

– Ара, на сегодня полёты нашего космического аппарата отменяются. Полетел маховик, раскололся пополам. Что б его.

– Ёлки-палки!.. На яхте повисла пауза.

– А что ты хочешь, двигателю-то уже лет двадцать пять, наверное. С таким в космос не летают. Напрасно, Витька, ты в космонавта наряжался, провожающих в заблуждение вводил. Непонятно, почему вообще этот двигатель ещё работает. Я же тебя предупреждал, Артур.

– Что мне твои предупреждения?! Есть деньги? Пойди купи новый. Нет? Сиди и молчи, – Артур явно психовал.

– А зачем нам двигатель?! В случае чего и без него пойдём! – весело разрядил обстановку Витя. – В принципе он-то и нужен, чтобы подойти да отойти от причала, и то если ветра нет. Надо пару вёсел в лодку бросить на всякий случай.

– Ерунды-то не пори. Какие вёсла?! Маховик заменим, и всё. Потом, как ты будешь по внутренним водам Америки идти, где придётся снимать мачту. Да и мало ли что может случиться непредвиденного. В общем, без двигателя яхта никуда не пойдёт. Всё! Я решил, – по-командирски выдал Артур.

Уже в яхт-клубе, куда часов через пять мы кое-как добрались – хватило ветра, Артур с Геной сразу занялись поиском нового маховика, а мы с Витькой рванули на ночь домой за вещами.

Во дворе встретил Сашку Герцева. Тот, увидев меня, аж остолбенел:

– Гулевич, ты же в Америку уплыл!

– Точно. Одной ногой уже там, вторую родина пока не отпускает. Якорь проверяем на прочность.

– И как?

– Работает, как видишь.

– Ну вы даёте! Сколько людей одурачили!

– Саня, ты меня не видел. Ладно?

– Плыви себе, путешественник.

– Саня, плавает органика…

Мы хлопнули по рукам.

Это была последняя перед отплытием ночь, проведённая с женой. Во всяком случае, мы с ней думали именно так, наслаждаясь друг другом на долгие месяцы вперед. Потом я ещё приходил домой, но именно эта ночь останется в моей памяти на всё время плавания. Иногда она будет приходить во снах. Иногда на длинных ночных вахтах память об этой ночи так сильно будет сжимать сердце, что захочется по-волчьи повыть на луну. Иногда я буду погружаться в неё и, умиротворяясь воспоминаниями, отключаться от кошмара окружающего мира.