Владимир Касютин - Фрумсум Фруниско

Иезуитский совет принимал номер в узком номере савва-морозовского орехово-зуевского общежития. Груша осторожно подпрыгивал и совершал загадочные жесты руками, словно протирал пыльное зеркало.

– Не динамично, – хмыкали мы. – Выпей-ка, дружок, водки, закуси огурцом и попробуй ещё.

– Я уже хороший? – справлялся он после очередной дозы.

Основательно захорошев, Отец-Груша заснул в зале, не дождавшись фееричного выступления группы.

Москва – насмешливый город.

Хозяйка квартиры, где я снимал комнату, спрятала мои ботинки, чтобы иметь залог на всякий пожарный.

– Эй, Ленин, погоди! Не обижайся! – За понурым маленьким Ильичом по Никольской резво бежал молодой Пётр Первый. Обилие политических двойников – первый признак, что близко Красная площадь. Я ехал в вагоне метро с Брежневым, тот сжимал пластиковый пакетик с едой и был облачён в маршальский мундир. На золотые эполеты таращился молоденький милиционер.

Мавзолей я посетил на одиннадцатом году жизни в Москве. Многочасовая очередь настраивала на торжественный лад. Теперь никакого почтения, быстро проследовали мимо вождя, кое-кто даже хихикнул.

В Доме Союзов на Большой Дмитровке на журналистском съезде случилась оказия с цифрой. На большом плакате оформитель написал «X-й», имея в виду порядковый номер десять. Самые невыдержанные набросились на лозунг, как собаки на колбасу.

Гости столицы непременно снимаются на фоне Большого театра. Прежде здесь был разбит чахлый скверик, где мы переводили дух после покупок в музыкальном магазине на Неглинной. На прилавках ничего интересного не было, но, если покрутиться минут десять, подваливал шустрый малый и, глядя в сторону, тихо спрашивал:

– Что ищете?

Происходил конспиративный разговор, где размер означал цену, например, 55-й – 550 рублей.

– Берём чёрный цвет, 55-й размер.

Японская гитара стоила не меньше подержанных «Жигулей». Заработанных на свадьбах и выпускных вечерах денег нам хватало только на демократов: чешские и гэдээровские инструменты.

Теперь у Большого цветёт иной бизнес. Наглый хулиган, выпятив челюсть, объяснял провинциальной парочке:

– Сфотографировались с ручными голубями – платите. Те пыхтели, летели пух и перья.

Наш человек не верит надписи «Купаться запрещено». Сунет палец в реку, если не отпадёт, полезет в воду.

Я задавался вопросом, куда девают улов рыбаки, удящие с перил парка Горького?

– Спасайте, люди добрые! – вопила чумазая гражданка, показывая рукой в воды Москвы-реки цвета керосина, куда за вознаграждение в сто рублей прыгнул с Малого Москворецкого моста её спутник. Зеваки качали головами, снимали видео телефонами, на спасение утопающего было ринулся добрый пьяный молодец, но трезво оценив силы, выполз на берег. С неба на происходящее мрачно взирали облака, похожие на отпечатки грязных пальцев.

Пасмурным утром 19 августа 1991 года я болтался по улицам, заходил в магазины, где не было ничего, кроме минеральной воды и чёрного хлеба, слушал разговоры прохожих. У Красной площади говорили о том, что снимается кино, поэтому поставлено оцепление.

Через пару кварталов выяснилось – президент заболел, арестован, расстрелян – заговор, переворот. Когда возвращался к месту ночлега, услышал свою фамилию и обомлел. Это был один из всего пяти человек, тогда знавших меня в Москве, – первое из череды совпадений.

– Эту корону мы вручаем вам, нашему покровителю.

Тверская чиновница, обретающаяся на ниве прессы, нежно, но крепко, нахлобучила картонный убор на голову второго лица области. Лицо покраснело, но было заметно радо коронации. Присутствующие выпили за короля, но скоро в его кармане заиграл телефон. Высокопоставленная особа выбежала за кулисы, вернулась потной и злой без короны. По рядам прошёл ехидный шёпот:

– Первому доложили, вот он и объяснил, кто в доме хозяин.

Ранее областью командовал молодой господин, удивлявший нас за столом. Я бросил взгляд на фигурную бутылку с ярлыком «вырви глаз»:

– Чем вычурнее облачение, тем примитивнее содержимое. Сосед вытащил телефон, сфотографировал этикетку, покопался в Интернете, ухмыльнулся:

– Фальшивая. Разберёмся.

И тут меня из-за стола на сцену выдернул злобный фокусник. Давал задания, я их проваливал, зрители потешались, но трюки его не годились в подмётки чародею на празднике журналистов в Калуге. Тот мял, рвал, поджигал газету, а она была новой, чистой и свежей.

В Путевом дворце Твери отдыхали императоры с челядью, неторопливо путешествующие из Петербурга в Москву. На Сапсане до Твери можно домчаться за час, но скорость не пошла впрок этому городу. Тверь между столицами, что джинсы Левис между лошадьми на патче.

В метель в Тверь мы двигались не быстрее кареты, забавляя себя предположениями, как названия местных рек становились песнями и книгами – «Незнайка», «Сестра».

Часть территории области омывает Угличское водохранилище. На дне спят деревни и сёла, из воды высится обожаемый операторами и фотографами объект. Мы поставили машину на одной из улиц Калязина, выходящих к Волге, они по-прежнему носят революционные имена. Наступила поздняя осень, беззвучно падал снег, манила тайной из воды колокольня. Из облупленного дома вышла калязинка, поставила таз у реки и стала полоскать бельё. Сто лет грандиозных планов по переустройству мира не отразились на калязинском быте.

Когда на горизонте показывались каравеллы Колумба, украшающие шлюз Яхромы, мы вздымали бокалы за тех, кто в море. В часе хода – Дубна, где граждане учёные, доценты с кандидатами, ускоряют частицы на синхрофазотроне: под высокими соснами коттеджи, выкрашенные в песочно-розовые цвета, длинная волжская набережная.

Мы выпили недорогого крепкого кофе в ресторане пустой в выходные гостинице «Дубна», где в былые времена останавливались прославленные поэты и музыканты Москвы и Ленинграда, и пошли в сторону Дома культуры «Мир», чья сцена помнит многих, и прежде всего «Жар-птицу». Группу из Дубны в восемьдесят втором слушала вся страна: «И если ты любовь голодна – то моё сердце вовсе не котлета; Беги, и боже тебе помоги….»

В студии под «китайской стеной» я встретился с автором, пионером советского биг-бита, он признался, что источником вдохновения «котлеты» стала битловская Rocky Raccoon*. Я трогал инструменты, на которых записывался эпохальный альбом, и сожалел, что мощно взмахнувшая крыльями «Жар-птица» была сбита завистниками на взлёте.

Птиц в зале ожидания не кормить просили пассажиров на железнодорожном вокзале города Владимира. Птицы носились под высокими сводами. От вокзала недалеко до Свято-Успенского собора. Из запущенных проулков попадаешь в величественное пространство.