Никита Кузнецов - Забытые герои Арктики. Люди и ледоколы

На следующее утро значительно потеплело, термометр показывал выше нуля, дул сильный северо-западный ветер и шел дождь. Я думал, что это агония лета и скоро температура начнет быстро падать, хотя Толль наблюдал подобное повышение еще в октябре. Если бы нам удалось пробраться в какую-нибудь бухту, то мы могли бы иметь постоянное и беспрепятственное сообщение с берегом. Зимовать среди ледяных полей было бы слишком мрачно. Дни становились короче; солнце заходило уже в 7 ч. Электрическое освещение из экономии топлива прекратили, начали сидеть при лампах и свечах. Я особого лишения в этом не чувствовал и при этом освещении мог отлично работать. Лишь бы температура внутри корабля не падала ниже +12,5°.

На 9 сентября положение наше было следующее: как известно, берег Земли Короля Оскара тянется по параллели, причем его западная оконечность загнута несколько к северу. С восточной же стороны он резко поворачивает на север, переходя в Северный Таймыр.

Этими загибами и образуется совершенно открытый со всех румбов, кроме южных, залив Толля. Ледокол «Вайгач» находился приблизительно посреди этого залива, милях в 5 от берега, у кромки довольно большого прибрежного поля. Корабль был окружен шугой из молодого льда, которая то надвигалась при северных ветрах, то отходила и редела при южных, образуя в последнем случае полыньи и каналы. Вот по этим-то полыньям мы и пробирались понемногу на запад. Утром совершенно неожиданно льды раздвинулись, что дало нам возможность двигаться дальше. К 6 ч вечера нам удалось сделать около 2–3 миль. Нужно сказать, что на западе тянулась весьма интенсивная синева на небе, а это давало повод думать о присутствии там большого пространства чистой воды, и если бы некоторое время дул хороший юго-западный или южный ветер, то весьма возможно, что нам и удалось бы пробраться туда. Утешительно было и то, что поле, прижатое к берегу, несмотря на сильный ветер, пока не двигалось, следовательно, нас не относило к северу, хотя течение воды здесь, безусловно, на север.

10 сентября ветер резко изменился, перейдя через запад к северу. Вокруг нас пошел шум и треск ломающегося льда, но часть поля, окружающего нас, приблизительно с милю в окружности, осталась целою, и мы вместе с нею начали медленно удаляться от берега и двигаться на северо-запад. Только через три дня окончилось это вынужденное путешествие. К сожалению, нас отнесло более чем на 30 миль от берега, и он скрылся из нашей видимости. Зато положение «Таймыра» значительно улучшилось: ему удалось пробраться ближе к берегу, и он очутился южнее нас. Температура воздуха понизилась до –14…–15°, молодой лед уже достиг толщины полметра, и всем стало ясно, что наше активное плавание окончилась.

На одном из совещаний, устроенных командиром, вопрос о приготовлениях к зимовке был решен почти единогласно. Другой вопрос заключался в том, что командир для сбережения провизии и возможности провести вторую зимовку предложил отправить в мае по сухому пути партию в 18 человек. Меня это предложение поразило и почему-то показалось известного рода капитуляцией. Ведь на самом деле, если явятся 18 человек в Петербург, то это уже будет служить признаком крушения экспедиции. С другой стороны, идти, даже в мае, пешком по тундре очень нелегко, и неизвестно, в каком виде и сколько людей дойдет. Конечно, нельзя было быть уверенным, что в следующем году нам удалось бы уйти из этой западни у мыса Земли Короля Оскара, но, во всяком случае, шансов было много. Да кроме того, предполагалось, что в Петербурге будут приняты все меры для присылки нам угля и провизии. Сделать это было неизмеримо легче, чем для экспедиций Брусилова, Седова и Русанова, которые неизвестно даже где и находились. Конечно, дать знать о себе следовало, и это было исполнено, как только Свердруп, зимовавший в 100 милях от нас, вступил с нами в радиосвязь. В марте, между прочим, он собирался приехать к нам на собаках.

В сентябре с «Таймыра» получили телеграмму, что ему удалось пройти вдоль берега по молодому льду и он приблизился к нам до пределов видимости, т. е. миль на 15. Между прочим, меня очень занимал вопрос, почему нам встречался глетчерный лед только у берегов Северной Земли, а восточнее мыса Челюскин мы его никогда не видали. Ни Нансен, ни Толль, ни Норденшельд не видали в Северном Ледовитом океане вовсе глетчерного льда. Мы же на сравнительно небольшом промежутке в 70 миль видели много айсбергов. Очевидно, что они или приносятся с запада, или образуются на Северной Земле. Как бы то ни было, они должны куда-нибудь деваться, и вероятнее всего, их выносит в пролив между островом Малый Таймыр и Северной Землей. Странно, что и Нансен не видел их во время своего дрейфа.

Результаты исследования крови у всей команды и командного состава показали, что общее состояние ее среднее. По-моему, упитанность команды была неважная, и я стал опасаться появления цинги. С цингой в экспедиции Толля был такой интересный случай: на «Заре» заболел некий Стрижев, уроженец Усть-Янска. Он рассказывал, что в Усть-Янске эта болезнь совершенно неизвестна, хотя всю зиму, кроме юколы, не едят ничего другого, тогда как пища на «Заре» была несравненно лучше. А матрос Расторгуев рассказывал мне, что рабочие в тайге на золотых приисках болеют цингой, несмотря на то что живут в сухих деревянных домах и питаются свежим мясом, луком и хлебом. Это явление крайне интересное, делающее заболевание цингой еще более загадочным.

21 сентября официально была объявлена полярная зимовка, матросов познакомили с главнейшими явлениями полярной зимы, а также с болезнями и главным образом с предрасполагающими моментами, способствующими этим заболеваниям в исключительных условиях такой зимовки.

1 октября разобрали машину, выкачали пресную воду из цистерн, перешли на камельковое отопление и полярную порцию. Расписание дня разработали таким образом, чтобы люди были заняты возможно больше времени, т. к. безделье располагает к тоске, а плохое настроение играет далеко не последнюю роль при возникновении цинги. День наш распределялся следующим образом: побудка в 6½ ч утра, в 7½ чай с хлебом и маслом, затем приноска льда или снега для добывания пресной воды, с 9 ч до 11½ ч судовые работы по специальностям, а с малограмотными занятия по грамоте, арифметике и другим общеобразовательным предметам. В 12 ч дня обед из двух блюд, а с 1 ч до 2½ развлечения и игры на воздухе, например, футбол [93], бокс, беганье на лыжах, катанье на буере и собаках в упряжи. Пока было светло, стреляли из ружей в цель. Футбол у матросов пользовался наибольшей популярностью; даже в самые темные полярные ночи они играли с большим увлеченьем. Каждые две недели устраивались состязания на призы, которые состояли из плиток шоколада, печенья или пайка табаку. В 3 ч чай, а с 4 до 6½ офицеры читали лекции по физической и общей географии, русской и военно-морской истории, природоведению, общей гигиене, анатомии и физиологии, физике и химии. В 7 ч ужин и чай, с 7½ до 9½ для желающих занятия по геометрии, алгебре, электротехнике и новым языкам. В 9 ч ложились спать [94].