Сесил Форестер - Коммодор

— Полагаю, это фургон из мертвецкой, — как можно более безразличным тоном бросил Хорнлауэр; несмотря на весь ужас подобного зрелища, неплохо дать понять Брауну, что он не такой уж ловкий и догадливый, каким хочет казаться.

— Да, сэр — ответил Браун, — люди все еще мрут тысячами.

Фримену пришлось расширить кормовой люк и убрать часть релинга, чтобы осторожно поднять носилки с коммодором на борт при помощи талей и после аккуратно опустить их под палубу. Хорнблауэр пережил довольно неприятный момент, когда носилки, поднятые с пирса раскачивались в воздухе и, очутившись наконец в тепле и безопасности каюты, почувствовал необыкновенное удовольствие от того, что может просто улечься поудобнее, не забивая себе голову хлопотами, связанными с проведением официальной церемонии прощания. Возбуждение отнимало у него силы, но он все же не мог удержаться от чувства радостного ожидания, почувствовав толчок, когда «Клэм» отошел от пирса и начал медленно продвигаться к выходу из гавани. Юго-западный ветер был не слишком удобен для того, чтобы миновав Пиллау, выйти в открытое море; лежа на койке Хорнблауэр отмечал каждое изменение курса тендера, который чередовал длинные галсы с короткими, осторожно пробираясь по узкому фарватеру. Боновое заграждение, преграждающее вход в бухту, тот самый бон, по которому он карабкался в темноте когда-то так давно — казалось, что в другой жизни — теперь был убран, поскольку Пруссия стала союзницей Англии, так что «Клэм» смог выйти из бухты еще до темноты и начать свой длинный путь через всю Балтику. Пусть даже если ветер не изменится на более благоприятный и придется суток двое потерять у Мальме, чтобы дождаться его попутного порыва, достаточного, чтобы «Клэм» проскочил через Зунд — Хорнблауэр запретил себе тревожиться по этому поводу. Теперь шведы — верные союзники Англии, а значит, при проходе пролива будет безопасно держаться шведского берега. Когда тендер проходил Скоу, Хорнблауэр уже настолько окреп, что, осторожно поддерживаемый Брауном, смог подняться на верхнюю палубу, где его усадили на стульчик. Закутанный в медвежью шкуру, он радовался этому холодному зимнему дню и улыбался исподтишка, видя волнение Маунда, который вынужден был управлять своим кораблем прямо на глазах у коммодора. За мысом Скоу их ожидал штормовой северный ветер, несущий холод с мрачных сопок Норвегии; подгоняемый им маленький тендер спешил домой, под тройными рифами на парусах. Прежде чем этот шторм выдохся, он позволил им сэкономить почти полдня и значительно продвинуться к западу.

— Держим курс на Ширнесс, сэр, — доложил Фримен.

— Очень хорошо, — кивнул Хорнблауэр, ощущая как волна возбуждения поднимается в его крепнущем теле. Изо всех портов Англии, в которые мог зайти «Клэм», Ширнесс был ближе всего к Смоллбриджу. Смоллбридж, где его ожидает Барбара, а маленький Ричард лепит куличики из песка. Прошло восемь месяцев с тех пор, как он видел их в последний раз. Восемь месяцев он расстался с Англией. Это было как сон — вот так сидеть, закутанным в медвежью шкуру и смотреть на серую полоску песчаного пляжа и низкие зеленые холмы берегов Эссекса. И так же как во сне, вполне естественным и логичным казалось что удачный порыв ветра, вместе с приливным течением, позволили «Клэму» еще до захода солнца войти в порт, а еще через некоторое время матросы под руководством Маунда уже перетянули тендер в круглую гарнизонную бухту, неподалеку от верфи, за которой над трубами Голубого города поднимались уютные дымки. Вполне естественным было и то, что сам адмирал — сэр Денннис Клоу, вице-адмирал Красного Флага — прибыл поздравить их с прибытием сразу же как только узнал, что Хорнблауэр на борту и предложил ему свое гостеприимство на ночь.

Сидеть за большим адмиральским столом из красного дерева было немного утомительно и, хотя у Хорнблауэра по-прежнему было ощущение, что все это происходит во сне, ему было совсем нелегко поддерживать с сэром Клоу беседу на профессиональные темы. Несмотря на то, что касалась она, в основном, тем, которые так или иначе касались прибывшего коммодора. Адмирал сделал несколько осторожных комплиментов Хорнблауэру за его действия на Балтийском море; он говорил о войне, прокатившейся по континенту, и обсуждал вероятность того, что союзники вступят в Париж еще до середины лета.

— Этот Броун, которого вам навязали, оказался скверным парнем — вдруг проговорил Клоу, приподнимая седую бровь и всматриваясь в Хорнблауэра через стол.

— Да, — произнес тот уклончиво.

— Если бы вы вернулись месяца два назад, то смогли бы встретиться с ним прямо при входе в гавань. Его кости закопали всего пару недель назад.

Хорнблауэр удивленно взглянул на адмирала.

— Его повесили на плацу для экзекуций, — пояснил сэр Клоу, — он провисел там у всех на виду добрых несколько месяцев и остался бы там больше, если бы веревка была лучше просмолена.

— С тех пор, как Хорнблауэр перетянул шведов на нашу сторону, у нас были перебои с поставкой смолы из Стокгольма, — хохотнул один из капитанов, сидевший у дальнего края стола.

Мир вокруг был необычайно мрачен и жесток — в этом Хорнблауэр убеждался уже тысячи раз. Мир казался ему таким же мрачным следующее холодное серое утро, несмотря на то, что адмирал предоставил свою барку, чтобы отвезти коммодора в Рочестер. Проплывающий мимо оживленный городок Мидуэй казался скучным и серым; даже явное оживление Брауна не могло развеять мрачных дум Хорнблауэра, пока барка медленно шла вверх по реке.

— Тридцать миль до Смоллбриджа, сэр, — сказал Браун, когда они ступили на берег.

Все шло так, как и должно быть, как предопределено судьбой. В городе был базарный день и по дороге к «Короне» им пришлось пробираться через толпы людей, запрудивших улицы. Пока Браун ходил за почтовой каретой, Хонблауэр сидел у огня в кофейне, поневоле поддерживая разговор с окружившими его болтливыми фермерами, а затем они долго катили по мощеной дороге среди пустынных зимних полей.

Привратник, распахнувший ворота, так и застыл с раскрытым ртом при виде Хорнблауэра, но его удивление не шло ни в какое сравнение с удивлением Уиггинса, который открыл дверь на стук Брауна. Дворецкий не мог вымолвить и слова; он так и застыл, расплывшись в улыбке, забыв отступить в сторону, чтобы пропустить своего хозяина. Из холла, озаренного теплым светом свечей, доносились звуки пения. Должно быть, Барбара занимается с детьми из деревенского хора.

— Счастлив тот, кто живее-е-т без печа-а-али и забо-от — старательно выводили маленькие певцы.

Послышались звуки шагов и вот Барбара уже рядом, руки Барбары обвивают его шею, а ее губы приникли к его губам. А вот и маленький Ричард, большеглазый и стеснительный, который остановился в нерешительности при виде такого странного дяди — своего отца. Хорнблауэр подхватил его на руки и Ричард продолжил изучение гостя уже с более короткого расстояния.