Иржи Ганзелка - Африка грёз и действительности (Том 2)

Автомобилисты Южно-Африканского Союза, особенно те, которые привыкли к 60 километрам первоклассного асфальтированного шоссе, проложеного между крупнейшими городами Южной Африки Преторией и Иоганнесбургом, громко возмущались этими двойными полосами. Нам, однако, после 10 тысяч километров разбитых и похожих на жалюзи дорог они казались чудесными. Мы только боялись, как бы они не затерялись в песке, не превратились снова в вспаханное поле. Однако двойные полосы сопровождали нас до самых границ Южно-Африканского Союза.

Южная Родезия — печальная страна, пустынная, выжженная.

Между Ливинтстоном и главным городом Южной Родезии Булавайо на протяжении почти 600 километров можно встретить лишь один маленький промышленный центр Ванкие, а потом уже только несколько домиков Хафуэй-Хауса, разбросанных вокруг бензиновой колонки с четырьмя сортами бензина. Представьте себе, что вы едете из Кошице [84] Кошице — город в восточной Словакии. — Прим. перев. в Прагу и где-то на дороге, проехав одну шестую пути, встретили миниатюрную Остраву с дымящимися заводскими трубами, красными отблесками доменных печей и отвалами пустой породы. А потом до самого конца пути ничего, кроме десятка европейцев в небольшой гостинице с четырьмя пестрыми бензоколонками и надписями: «Шелл», «Атлантик», «Пегассус», «Калтекс».

60 лет назад здесь жили сотни тысяч людей в тысячах селений, деревень и кочевий. Здесь жили племена свободных пастухов и воинов племени матабеле. Тут обитали и подчиненные им племена земледельцев банту. Однако и властители и подданные были вытеснены и разбиты в кровавых боях отрядами Сесиля Родса, вооруженными самым современным оружием.

На протяжении сотен километров пути мы снова и снова убеждаемся в том, что белым эта земля не нужна. Цель ее захвата была другой. Нужно было поставить негритянские племена на колени; белые вырвали у них из-под ног их главную опору: землю, стада и самобытный общественный строй. Сесиль Родс превратил их в бессильную массу подданных Британской империи. Каждую попытку сопротивления он подавлял, как это делают теперь его последователи, жесточайшим террором, а также интригами с помощью продажных вождей племен и «черных интеллигентов».

Можно проехать сотни километров пути к югу по Южной Родезии и не увидеть живого человека. Время от времени под колесами машины промелькнет узкий бетонный мостик, широкое ложе реки с узенькой струйкой мутной воды посередине, и снова бегут надоевшие до тошноты сухие стволы деревьев, кустарник, сухой травостой и буш. Поднимешься на 50 метров, и после длинного ряда километров стрелка высотомера снова лениво опустится вниз на те же 50 метров. Шоссе, как натянутый канат, бежит перед глазами, как будто играя в салочки с машиной. Стараешься развлечься в пути, подсчитывая показания спидометра. После 12 километров езды незначительный поворот налево, и снова ровная полоса, которой как будто и конца нет.

Стайка птиц вылетает из крон деревьев и парит в раскаленном воздухе над шоссе. Смотрим на спидометр: 60 километров в час. Птицы парят прямо над машиной минут 10, как будто подвешенные на резинке. Но в конце концов мы проигрываем соревнование, потому что его крылатые участники не удовлетворяются 60 километрами в час, а нам не хочется в первый же день с перегруженной машиной балансировать на двух полосах асфальта на большой скорости.

Водители автомашин, с которыми встречаешься в Южной Родезии, — это совсем особая каста. Их особенности объясняются одиночеством на бесконечных дорогах, утомлением и вялостью, вызванными тропиками, тем, что психиатры называют замедленной реакцией, а автомобилисты — «поздним зажиганием», и, кроме того, также свойствами, присущими всем автомобилистам в мире: гордостью за свою машину и плохо скрытой завистью по отношению к тем, чьи «л. с.» помоложе и поэнергичней.

Наша «татра» уже второй день глотала километры двойных полос, и мотор довольно гудел на стабильной скорости, достигшей уже 80 километров. Вдруг мы увидели вдалеке встречную машину. Нам впервые представилась возможность использовать совет таможенника. Мы съехали левым боком машины в песок и освободили правую полосу. Встречная машина приближалась, но даже не собиралась посторониться. Когда расстояние между нами сократилось до 200 метров, мы дали сигнал и притормозили. Встречная машина, однако, продолжала мчаться по обеим полосам. Вот осталось уж только 100 метров, теперь только 80. Мы засигналили, как по тревоге, и почти совсем остановились.

Водитель встречной машины, по-видимому, внезапно очнулся от своей дремоты. Он резко повернул руль в нашу сторону, прямо у самого капота «татры». Мы съехали и со второй полосы; заторможенные колеса остановились прямо с ходу, проехав не более метра. В последнюю минуту встречная машина сумела свернуть на свою сторону чуть ли не на двух колесах. Она прошла впритирку к нам. И только тогда у нас задрожали коленки.

Кто хочет видеть все пороки автомобилистов, собранные воедино, найдет их у индийских торговцев Южной Родезии. Их нельзя не узнать, когда встречаешься с ними на полосах дороги. Они величественно восседают за рулем своих старых развалин, которым уже лет 20 назад пора было почить на лаврах после их успехов в период первой мировой войны. Бородатый индиец, однако, гордится своей машиной еще и сегодня и с трудом переносит, когда его обгоняет последняя модель «бьюика» с мотором в 140 лошадиных сил, или такая вот блестящая низенькая игрушечка, о которой нельзя даже толком сказать, что считать ее родной стихией — наземную дорогу, воздух или воду. Черт ее знает, откуда она привезла значки, которые красуются у нее на буфере, флажки на флагштоках и к тому же эту экзотическую марку ČS . [85] ČS — ЧС, то есть Чехословакия. — Прим. перев. Ведь не поймешь даже, как это читается, такое С со значком наверху «Such а С with something above».

Оказавшись поневоле на «прицепе» у шедшей впереди машины, мы на первом километре сигналили деликатно, из уважения к сединам индийца, на втором — нетерпеливо, на третьем — яростно, почти беспрерывно. На пятом километре мы уже отказались от мысли обогнать индийца и сигналили только изредка, скорее из принципа. На десятом километре мы снова вышли из себя. Под могучий рев сигналов мы дали полный газ и через несколько секунд очутились прямо за ковчегом индийца. Он испугался, видимо, как бы мы не оцарапали его красу и гордость или не наехали на нее, и свернул к обочине так резко, что высокий кузов весь затрясся. На наши головы обрушился такой град ругательств, что ни одна собака не приняла бы от нас и куска хлеба, если бы она понимала язык хинди…