Иржи Ганзелка - Африка грёз и действительности (Том 2)

Опять недоверие, но на этот раз мы быстро преодолеваем его. Первые негры, убедившись в том, что с ними ничего не случится, нерешительно возвращаются к своему товару. Через час они уже настолько привыкли к нам, что не обращают никакого внимания, когда мы проходим мимо них. Делаем первые общие съемки рынка. Потом детали. Пестрая череда кадров: женщины с полными корзинами топинамбуров, с плетенками бананов, с большими глиняными горшками; мясник, разрубающий говяжью тушу; детали бронзовых колец на руках, ногах и шеях; домашняя птица, глиняные трубки, кошелки, неиссякаемый источник подлинного, нетронутого негритянского фольклора. Негры узнают, что попали на пленку, только когда к ним на колени падает блестящий кружочек. Дружеский кивок, одобрение товаров и украшений. Наконец наступило время снимать самые трудные кадры.

Детали самых интересных типажей.

Первый негр недоверчиво прикасается к зеркалке. В поле зрения появляется его жена. Он возбужденно жестикулирует и рассказывает другим:

— Она там была, живая, двигалась, вот в этом ящичке, — и хохочет во все горло. Рядом с ним его жена испуганно вращает глазами. Ведь она ничего не чувствовала, никакой боли. В конце концов и она начинает смеяться, а вот уже второй негр подходит заглянуть в волшебный ящичек, за ним третий, пятый. Победа за нами. Мы старательно выбираем объекты для съемок, беспрерывно меняя фокус, стараемся встать боком к объекту, а потом поворачиваем объектив зеркалки в самое неожиданное мгновение, снимая самые непринужденные позы. Мальчишки и девчата пробегают перед слепой боковой стенкой «флексарета»…

Еще через час исчезли последние следы недоверия. Снимаем камерой один кадр за другим, пока внимание актеров полностью поглощено делами, покупкой и продажей. Последние снимки перед машиной; мы уже собираемся пуститься в дальнейший путь, когда к нам в окошко просовывает свою голову негр с воткнутым в волосы кабаньим клыком.

Он хочет, чтобы мы его еще раз засняли для фильма, то есть хочет получить еще одно колечко…

Краснобурые воды реки Залья под Камитугой лениво текут в русле и понемногу откладывают в речных извилинах тонко измельченную глину, развороченную руками человека и ненасытным ковшом землечерпалки.

Горы золотоносной глины уже исчезли в местах, где недавно стоял непроходимый первобытный лес, а под Камитугой пилы, как щупальцы спрута, впиваются в опушку леса, чтобы черные рабочие могли через несколько недель проложить здесь трубы для промывки золота. Наверху в чистеньких канцеляриях горные инженеры наносят на геологические карты новые вырубки, а их коллеги-химики устанавливают процент чистого золота, прежде чем слитки покинут завод.

В Конго еще достаточно золота, хоть оно и не валяется на дороге…

Над рекой Камой собираются грозные тучи. Дорога, которая вчера извивалась беспрерывными серпентинами на протяжении 200 километров там, где по воздушной линии было не более 100 километров, во второй половине дня стала выравниваться, как будто хотела потянуться и выпрямиться, устав от всех изгибов, связанных с причудами природы. В тот день мы в первый раз увидели пальмы borassus, о которых нам рассказывали друзья еще на севере, за сотни километров отсюда. Их великолепные кроны в виде вееров удивительно гармонировали с могучими деревьями первобытного леса, границу которого мы медленно пересекали. Перед нами в бесконечную даль уходила равнина Центрального Конго, гигантским столом спускаясь к самым берегам Атлантического океана. Мы хотели — по плану — через три дня быть в Элизабетвиле, находившемся на расстоянии полутора тысяч километров отсюда.

Во втором часу дня мы уже попали в густую пелену дождя и не видели ничего на расстоянии десяти шагов. В потоках воды исчез туннель густой растительности, только что хоть немного указывавший нам направление. Мы замедлили ход до предела и стремились добраться до ближайшей негритянской деревни или хоть до мало-мальски свободной площадки, поросшей травой, чтобы нам не засесть в болоте, в которое через несколько минут превратится дорога. Дрожь охватила нас при воспоминании о борьбе со скользкой глиной кенийских дорог. Неожиданно из молочной белизны дождевой завесы вынырнула группа дорожных рабочих, торопившихся в обратном направлении в дорожный лагерь.

— Они указывают на какое-то препятствие на дороге, можешь ты немножко притормозить, чтобы нам на что-нибудь не налететь?

— Легко сказать: притормозить, а вот как это сделать?

Колеса машины разъезжаются в разные стороны, от кювета к кювету, дорога еле заметно опускается, но машина превратилась в сани, не слушающиеся руля.

Вот оно: «Здесь поперечный ров, осторожно!»

Мы проехали на волосок от рва. Дорога перекопана поперек — может быть, это шахта для дренажа. Мы с облегчением вздохнули, когда поняли, что избежали опасности преждевременно закончить свои странствия под тропическим ливнем не на дороге, а совсем в другом месте.

Наконец показалось несколько хижин, а перед ними широкая лужайка, по которой уже струились потоки воды. Включаем мотор и чуточку приоткрываем окошко с подветренной стороны, чтобы не задохнуться во влажной жаре. Через минуту к машине подходит негр, неся в обеих руках связку огромных бананов как знак привета. От денег он отказывается, и мы раздаем детям по колечку из Яблонца. Довольны обе стороны.

Через два часа дождь прекратился; мы осмотрели дорогу и двинулись потихоньку вперед.,

— Судя по карте, через 150 километров должен быть перевоз через реку Каму в деревне Пене-Мисенге…

Лес, впитавший воду, как губка, выделяет липкую влагу, а с лиан падают крупные капли на ветровое стекло «татры».

«Ralentir! Bac à 200 mètres!» — читаем мы попозже на дорожном указателе с красной каймой, и сейчас же Иржи мягко нажимает педаль тормоза, чтобы не забуксовать на скользкой глине.

«Замедлить ход! Перевоз в 200 метрах!»

Мутные воды реки Камы катятся под низкими берегами, и острые носы четырех связанных челноков, выдолбленных из длинных стволов, прочесывают зеркало воды. Останавливаемся в нескольких метрах от берега, круто спускающегося к нашему шаткому парому. Осторожно прощупываем дорогу, но при каждом шаге скользим по гладкой плоскости, как по мылу. Короткое совещание с перевозчиками, поспешившими к нам с разных сторон. Въезд на две массивные доски перед паромом чересчур скользок. Везде полно вязкой глины, и на досках тоже.