Иржи Ганзелка - Африка грёз и действительности (Том 3)

Вдруг из группы молодежи вылетел стрелой молодой воин и в одно мгновение очутился перед нами. По его лицу и шее ручейками струилась кровь, стекавшая на бока. У нас занялся дух. Дошло ли сообщение Ноченге о том, что мы приняты в число участников обряда, и до дальних умзи? Три-четыре воина отделились от несущейся толпы и обратились в нашу сторону. Не сочли ли они нас за неприятелей, за непрошенных гостей? Мы отступили на шаг.

Над нашими головами просвистела бунгузу воина; но в следующий момент по его окровавленному лицу уже промелькнула легкая улыбка, буйный выкрик сорвался с его уст, и молодой кафр наклонился, чтобы левой рукой показать нам на глубокую рану на плече, из которой лилась кровь. Он хвастливо засмеялся и дико завертел палкой над головой, чтобы показать, сколько у него еще силы. И вот бунгузу уже сшиблась с палкой ближайшего противника…

Кафр-мужчина не смеет поддаваться страху или боли. Для многих юношей такие празднества были их последней битвой. Однако убийство противника в обрядовом бою кафрскими законами не карается. Оно составляет лишь часть сурового воспитания и естественного отбора сильнейших.

Воинственные крики и удары палиц доносились все слабее, толпа удалялась от нас, и лишь длинный шест с развевающимися лентами в руках виновника торжества временами показывался над толпой, катившейся вниз, подобно вешним водам.

Окольным путем мы опередили толпу, чтобы вовремя оказаться на месте к открытию празднества.

Молодые кафры, собравшиеся между индлу, криками приветствовали бойцов, покрытых кровью. Они осматривали их раны, с видом знатоков покачивали головами и одобрительно похлопывали героев по плечу. Их покрытые потом тела блестели в свете костров, как отлитые из металла. Вдруг они сбросили с себя красноватые покрывала и стали привязывать к икрам полые тыквы и жестянки из-под консервов, наполненные камешками и песком.

Затаив дыхание, наблюдали мы за этими приготовлениями.

Стройные рослые фигуры кафров мелькали среди костров, как воплощение атлетической красоты. Их головы были украшены нитками бисера и разноцветных бус. Надо лбом развевались длинные петушиные перья, укрепленные в специальных подставочках, украшенных бисером. У некоторых кафров обнаженные бедра опоясывал только кожаный ремешок, украшенный блестящими гвоздиками; запястья, шея и икры были украшены нитками бус.

Полуобнаженные девушки в узких коротких передничках стояли поодаль. Они наблюдали за приготовлениями к танцам, однако не осмеливались переступить за ограду загона, откуда как раз в этот момент раздались первые монотонные звуки песни и шум трещоток. Утрамбованная земля гудела под тяжелыми ударами ног. Кафры, обхватив друг друга за талию, медленно сходились в круг, тела их волнообразно изгибались, а ноги в синкопическом ритме беспрерывно опускались на утрамбованную землю. Танцоры сблизили головы, затем с быстротой стрелы повернулись и разбежались, образовав широкий круг, чтобы во все учащающемся ритме закончить вступительный воинственный танец. При свете костров, голые, черные, с матово поблескивающими бедрами и плечами, они казались дьяволами. Но это было лишь короткое вступление, взаимное приветствие; настоящие танцы должны были начаться лишь по окончании пиршества…

Пылающие костры несколько померкли.

От них разлетелись снопы огненных искр, когда мужчины выхватили из огня вертелы с жареным мясом. Большими кусками оделили они женщин. Сами мужчины ели быстро, не утруждая себя пережевыванием пищи. Мы видели, как несколько молодых кафров принесли куски мяса танцующим в загон для скота. Те жадно накинулись на мясо и глотали, не жуя, целыми кусками. Кафр, у которого упал кусок жареной баранины, быстро нагнулся, подхватил его с земли вместе с глиной и торопливо проглотил, чтобы как можно скорее включиться снова в круг танцующих и продолжать пляску в хороводе воинов.

У костров появились чаны с кафрским пивом. Несколько жестянок почти одновременно погрузились в пенистый напиток и пошли по кругу от уст к устам, до тех пор пока не исчезла последняя капля. Женщины приносили все новые и новые сосуды с пивом. С гор спускалась ночная прохлада. Пожилые женщины и мужчины теснились вокруг костров, пересаживаясь поближе к огню. Группы поредели. Молодые кафры один за другим исчезали в просторном индлу, за ними последовали девушки. Несколько чадящих лучин, подвешенных под потолком, озаряли фантастическим красноватым светом эбеновые узлы мускулов и широкие плечи юношей, стройные, как натянутая тетива, девичьи тела.

Кафры собрались в середине круглого индлу.

Под коленями у них снова задребезжали тыквы и жестянки. Девушки расступились к стенам. В мужские басы влились девичьи голоса, которые постепенно усиливались, наполняя все пространство мягкой повторяющейся мелодией. К мелодии присоединилось хлопанье в ладоши 50 пар рук. Вдруг загудел под глухими ударами утрамбованный пол. Тяжело, словно ища опору для тел, охваченных порывом танца, опускались на землю десятки ног. Но мгновенно они отрывались от земли, как от раскаленного угля, и тела запрокидывались назад; через какую-нибудь долю секунды руки ударили по плечам соседей и сомкнулись, словно стальное кольцо. Оба кафра, которые на рассвете должны были сделаться мужчинами, поминутно выбегали из круга, вместе хватались за длинный шест с белым султаном и вонзали его в темный прямоугольник входа в хижину, сопровождая каждое движение глухим бормотаньем. Они были совсем нагими, и их бритые черепа в красноватом отсвете лучин придавали лицам страшное выражение.

Сначала мы наблюдали за этим зрелищем, как бы находясь в трансе, как бы издали, с другого конца света. Жесткий ритм неумолимо бил по вискам с размеренностью метронома, словно забивая крышку над ощущениями внешнего мира. Это была самая потрясающая минута в нашей африканской жизни, сон наяву о давно прошедших веках…

Из уст кафров вырывались хриплые крики упоения; фантастические тени порывисто метались по стенам индлу, поглощая искаженные лица, и вдруг отблеск лучины озарил хаотическую путаницу нагих тел.

В вихре огненного ритма, быстрого, воинственного, захватывающего, тела снова смыкались в круг. Подошвы танцующих отзывались на музыку судорожными ударами, двигались все быстрей и быстрей… И вдруг призраки исчезли неожиданно и резко, как лопается струна, как прорезает тьму свет прожектора. Руки бессильно повисли вдоль тела, колени на мгновение словно подломились, но только на одно мгновение, пока женские руки не поднесли к пересохшим губам сосуды с пивом…