Иржи Ганзелка - Через Кордильеры

Вдали, за зеленью фруктовых садов, вздымаются кручи Кордильер; пики зарываются в облака и, пронзив их, сверкают где-то высоко в небе остриями своих заснеженных вершин. Величие гор вселяет покой в души людей и оберегает их одиночество от суетливого, алчного юга, чтобы хоть с такой уголок остался осуществленной мечтой Сармьенто — «садом Аргентины».

Кто из тысяч путников, шоферов, возчиков и всадников, которых мы встречаем или обгоняем, продвигаясь к северу, хоть на минуту задумывается над тем, что он находится на столбовой дороге истории Аргентины? Кому из них известно, что в течение полутора столетий представление о вице-королевстве Ла-Плата для всего мира связывалось лишь с этим шоссе? И кто из них предполагает, что эта дорога явилась порождением величайшего безрассудства в экономическом развитии Нового Света, вследствие чего Буэнос-Айрес — этот морской порт далекого юга — лишился прямого сообщения с Европой и превратился в захудалую «сухопутную» станцию — конечный пункт отвратительной дороги из Лимы через самые длинные горы мира.

Диего-де-Рохас был первым смельчаком, который с горсткой верных людей в 1542 году впервые преодолел 5 тысяч километров, лежащих между Лимой и Ла-Платой. В следующие пятьдесят лет миру были открыты новые города — Тукуман, Кордова, Ла-Риоха, Сальта и много других, поменьше. Их основатели приходили не из Ла-Платы: она сама в течение полувека после опрометчивой попытки Педро-де-Мендосы ждала нового, истинного основателя Буэнос-Айреса — Xуана Гарая. Лимские вице-короли, торговцы Кадиса и правители испанской империи опутали побережье Нового Света цепями монополий. Испанский Кадис был избранным портом, имевшим исключительное право торговли со всем Новым Светом. А Лима служила лишь перевалочной базой для товаров, которые путешествовали из Кадиса в Южную Америку и обратно.

Для того, например, чтобы кусок испанского сукна мог попасть в руки швеи на Ла-Плате, его отнюдь не грузили на корабль, который доставил бы его прямо в Буэнос-Айрес. Впрочем, этот кусок сукна Атлантический океан пересекал, но направлялся далее через Карибское море к зараженным желтой лихорадкой и малярией берегам Панамы. Затем его перетаскивали индейцы-носильщики, а позднее и черные рабы, в порт на тихоокеанской стороне материка. Отсюда он плыл по водам Тихого океана на торговом судне, которое доставляло его лимским перекупщикам. До Сальты его перевозили караваны лам и мулов, преодолевая головокружительные высоты горных хребтов Южной Америки. И последним звеном эстафеты были вереницы тяжелых повозок, которые покрывали остаток пути до Буэнос-Айреса за три месяца.

Одно такое торговое путешествие из Кадиса в Ла-Плату и обратно длилось два года, товар дорожал в восемь раз — и все это потому, что бессмысленная монополия воздвигла непреодолимую стену, нарушив прямое сообщение между двумя портами, лежащими на обоих берегах Атлантики.

Какое же это было зрелище, когда караван отправлялся в путь по безбрежному морю памп! Во главе опытный проводник — капатас. За ним 600 повозок, каждая на двух огромных колесах, с 2 тоннами драгоценного груза. Караван «приводился в движение» громадным стадом в 12 тысяч волов, которые своей ленивой и страшной силой вытаскивали перегруженные повозки из глубокой грязи разъезженной пампы. А вокруг этого шествия, растянувшегося на многие километры, брели по мягкой пыли толпы возчиков, колесников, плотников, кузнецов, солдат, торговцев и переселенцев с измученными женами и голодными детьми. Целый город, который день за днем передвигался по бескрайной равнине на 15–20 километров.

А сегодня по той же самой дороге, одетой новым асфальтом, мчатся туда и обратно сотни машин, гонимые темпом XX века. За Тукуманом поток машин, направляющихся на север, заметно редеет. Сальта, передовой дозор горного царства, поглощает его почти полностью, пропуская через свои ворота лишь одиночные машины, которые будут продолжать опасный путь по той дороге, по которой когда-то каждый год поднимались из Сальты в горы фантастические караваны в 50–60 тысяч мулов. По дороге, к которой не раз за последние десятилетия обращались взоры автомобилистов всего западного полушария.

При взгляде на рельефную карту Южной Америки сразу же бросается в глаза гигантская крыша Кордильер, поднявшихся над плоским треугольником по всей его тихоокеанской стороне и протянувшихся крепостным валом от Огненной Земли до отрогов венесуэльского предгорья у Каракаса. Эта гряда протяженностью в 8 тысяч километров — самый длинный хребет на свете. Остальная часть южноамериканского материка представляет собой огромную покатую равнину, изборожденную сетью рек.

Совершенно иной вид имеет Африка, в разрезе напоминающая перевернутую вверх дном тарелку. Большая часть африканского континента, особенно к югу от экватора, — это горное плато с краями, круто обрывающимися к морю. За исключением обширного водного бассейна Конго, в Африке почти нет судоходных рек, которые выдержали бы сравнение с могучими реками Южной Америки. Это различие в геологическом строении и явилось главной причиной того, что Южная Америка была исследована — в самых общих чертах — в течение первых пятидесяти лет после открытия ее Колумбом, хотя на горизонте европейской истории она показалась лишь в начале нового времени, тогда как Африка вплоть до конца девятнадцатого столетия осталась «темным» материком, несмотря на то, что она испокон веков находилась под боком у европейцев.

Давайте теперь перевернем пожелтевшие страницы истории Южной Америки и шагнем к сегодняшнему дню. С удивлением мы обнаружим, что в отношении дорожного строительства Южная Америка осталась далеко позади Африки, потеряв свое преимущество во времени. Это подтверждает и подробная карта путей сообщения, изданная в 1950 году после длительного изучения страны американскими нефтяными компаниями. Вся центральная часть южноамериканского материка на этой карте не тронута красной и черной типографской краской. Лишь тонкие волоски авиалиний пересекают необозримые пространства, куда не решились и, по всей вероятности, еще в течение долгих десятилетий не решатся заглянуть дорожные строители. Девственные леса с болотами и трясинами и широкие реки оказались таким препятствием, перед которым современная техника пока капитулировала. А бразильские инженеры, в первую очередь призванные прокладывать пути к несметным богатствам своей огромной страны, за это время высидели только «пятилетний план». Но стоило им войти с рулетками в лес, как тут же пришлось сбавлять ход. И во многих других частях Латинской Америки архитекторам и строителям остается лишь беспомощно топтаться на развалинах своих воздушных замков.