Иржи Ганзелка - Через Кордильеры

Туфли и носки сняты, брюки засучены до колен. Вязкий спуск — дно уходит из-под ног Мирека более чем на полметра.

— Здесь не проехать. На дне уйма камней, можно разбить картер.

— Попробуй-ка возьми правее, там не так много порогов! Четверть часа ледяной ванны, и самые крупные камни оттащены в сторону от намеченного пути. Первое крещение в Кордильерах.

А затем последовало второе.

Старт, полный газ, из-под передних колес вырвался желтый фонтан. Вдруг дно круто опустилось. Водяные брызги перед капотом превратились в волну, которая перехлестнула ветровое стекло и через открытый верх хлынула в машину. Нас окатило ледяной водой. Камни грохочут под автомобилем, как военные барабаны. Несколько секунд езды наугад, пока «дворники» не протирают на стекле два чистых полукруга, в которых отчетливо вырисовывается противоположный берег.

Потом замолкает мотор, стихает плеск воды. Лишь, струясь, бегут с крыльев бурые ручейки да лужица на дне накренившейся машины подтекает под чемодан с запасом кинопленки и под пишущие машинки.

Спасательные работы, мобилизация всех сухих тряпок, генеральная уборка внутри «татры».

— Подожди немного, впереди еще пять бродов!

— Тогда я хоть закрою верх.

Снова вода; неуклюже, как семидневный щенок, пробирается автомобиль по скользким порогам. Мы теряем скорость. Пулеметными очередями тарахтят по дну машины камни, кажется, будто их удары сыплются на голову, но иного выхода нет. Если мы сейчас завязнем здесь, из «татры» через минуту получится подводная лодка, и тогда уж не поможет никакая генеральная уборка.

Стрельба камнями прекратилась.

Под колесами — твердая земля, а за спиной — рев Мохоторо, предостерегающая увертюра Кордильер.

— Для вас нам пришлось отвести специальное отделение, — с улыбкой сказал чиновник за окошечком poste restante [5] Poste restante (фр.) — до востребования. (Прим. перев.) на почте в Жужуе, внимательно просматривая наши паспорта. — Вам бы следовало захватить с собой портфель побольше, а то все не унесете…

Горы писем из Чехословакии, от неизвестных радиослушателей и читателей наших репортажей; большой конверт из редакции с наклеенными на обеих сторонах новыми марками.

— Не могли бы вы оставить мне этот конверт на память, за него я вам дам заказные письма, посланные вслед за вами с главного почтамта в Ла-Пасе.

Радостный день, принесший нам долгожданные известия. Островок Жужуй под Кордильерами словно ожил, заговорив с нами родными голосами. На несколько часов он превратился в оазис родины среди чужой пустыни одиночества. Письма из редакции, с народных предприятий, от знакомых и незнакомых друзей из Чехословакии, Африки и изо всех уголков Америки. Ученики девятой средней школы в Праге посылают сердечные приветы в далекую Южную Америку. Ровно шесть дней тому назад, перед тем как разъехаться на каникулы, они поставили под ними свои подписи и вложили в конверт частицу пражского солнышка.

— Всего здесь примерно сто тридцать писем. За час не прочесть.

— Хоть на некоторые надо ответить сразу. Кто знает, будет ли у нас время в горах. А еще нужно осмотреть «татру», проверить тормоза, управление, мотор, сменить масло…

— В таком случае завтра не едем. Вернувшись в Прагу с каникул, ребята девятой средней школы получат ответ из Южной Америки…

Сколько радости и воспоминаний, сколько вопросов и надежд, опасений и дружеских чувств накопилось за один день в маленькой комнатке жужуйского отеля! Сколько сердечных рукопожатий через горы провожало нас в дальнейший путь! Казалось, что посветлели даже хмурые горы, когда после небольшой остановки мы снова оказались лицом к лицу с ними.

Но старый служитель бензоколонки на окраине Жужуя мигом подрезал крылья нашему оптимизму.

— В прошлом году железная дорога наверху, возле Умауаки, не действовала целый месяц.

— А шоссе?

— Его с грехом пополам привели в порядок, возможно проедете. Да через полгода все начнется снова. Вам бы стоило полюбоваться на эту свистопляску! По долине Рио-Гранде мчатся кучи камней, они разрывают шоссе и железную дорогу — и конец. Через какую-нибудь недельку вязкая глина затвердевает, и рельсы замурованы в ней, как в бетоне. Кое-где они. остаются так глубоко, что никому и в голову не придет откапывать их. Груды наносов разравнивают, потом прокладывают новый путь, и поезда опять могут спокойно ходить здесь целый год. Стоит ли из-за этого ломать голову!

— Хорошее же тут у вас сообщение, нечего сказать…

— Рего, hombre, ведь это всего каких-то три сотни километров!

Расчеты за бензин, рукопожатия, старт.

— Buen viaje, muchachos! — Счастливого пути, ребята!

Утром туман рассеялся, и теперь, около полудня, над долиной Рио-Гранде раскинулся изумительно синий небосвод. Склоны гор, тюремной стеной окружавшие узкую ленту шоссе, вздымались к солнцу, и мы вскоре забыли о плачевной дороге где-то внизу, под Тукуманом.

За городом мы попали в широкую пограничную зону. Полицейская проверка машины и ее экипажа — и путь в Боливию свободен.

В самом деле свободен?

— Ты же слышал, что говорил этот старик у бензоколонки. Сказал: «Всего каких-то три сотни километров», — и даже глазом не моргнул. Представь себе, что из Границ в Прагу, например, ездили бы по долине реки, которой во время паводка некуда разлиться. Эта река всего лишь зацементирует железнодорожную линию от Пардубиц до Колина [6] Пардубице, Колин — города в Чехословакии. (Прим. перев.) , вывернет шпалы, размоет насыпи, затопит или просто снесет шоссе — и все это пустяки, hombre: ведь рельсов хватает, а год долог! Машина же как-нибудь найдет себе дорогу. Каких-то триста километров — пустяки!

Перед нами театрально расступился караван ослов, нагруженных плитами соли, которую индейцы добывают где-то в горах за Умауакой. Ослики остановились у обочины, виновато глядя в пыль. Старик, ведущий караван, стоит перед своим стадом, ожидая, пока машина проедет.

— Они, наверное, идут из Умауаки. Постой, давай спросим, сколько времени они в пути.

— Росо, росо, senor. Cinco dias… — Недолго, сеньор, недолго. Пять дней…

— А как там дорога?

— Muy linda, senor. — Очень хорошая.

Старик индеец с удовольствием закурил, крикнул на ослов, и его караван двинулся в долину.

Стрелка высотомера настойчиво ползет вверх. Вот, поколебавшись, она перескочила 2 тысячи метров и чуть было не вернулась назад. Дорога, петляя, пробилась за глиняную деревню Волькан, и последний поворот ее вдруг словно раздвинул занавес фантастической картины.

— Вот бы что показать нашим любителям кактусов! Посмотри вон туда! И вверх! И назад! Всюду кактусы!

Это были не те «ежики» — пуговки, колючки, лапки и картофелины, — что растут за окнами, умиляя наших цветоводов. Здесь на склонах причудливо изрезанных скал торчали четырехметровые столбы канделябровидных кактусов. Среди них бродили, выщипывая сухую траву, тощие коровы. В этом огромном кактусовом лабиринте они казались кукольными марионетками на сцене большого театра.