Борис Островский - Великая Северная экспедиция

Но вот он и в лесу — густом и мрачном. Между деревьями жутко завывает ветер; каждый новый порыв его сильнее и беспокойнее шевелит верхушки елей и сосен и обдаёт путников волнами сырого лесного холода. Крепкий смолистый запах становится тогда ещё гуще. Кажется, что ветер сжимает стволы деревьев и гонит смолу наружу. Что-то зловещее и бесконечно печальное чувствуется в этом однообразном и протяжном гуле столетних елей, прерывающемся по временам свистом сверху.

Наконец и первое открытие — первые признаки обитателей острова. Стеллер не прошёл по лесу и нескольких сот шагов, как наткнулся на стоявший под деревом выдолбленный пень, в котором дикари по всем признакам ещё совсем недавно варили мясо, пользуясь для этой цели раскалёнными камнями, которые опускали в воду, налитую в выдолбленное в пне отверстие. Кроме того, он нашёл подобие чашек, содержащих солодковый корень, и деревянный снаряд для добывания огня, подобный тому, какой он встречал у камчадалов; также обнаружил свежие кости с остатками на них мяса, повидимому, оленя. Это открытие навело Стеллера на мысль, что жители американского берега, должно быть, одинакового происхождения с камчадалами, и следовательно обе страны подходят на севере значительно ближе друг к другу, чем это предполагалось, ибо в противном случае совершенно было бы непостижимо, как могли камчадалы на своих жалких лодчонках переплыть по вечно неспокойному морю такое большое расстояние.

Путники шли все дальше. Повидимому, способность ориентироваться в чужой, незнакомой местности была развита у нашего путешественника в исключительной степени. Наконец они набрели на небольшое возвышение над землёй, покрытое срезанной травой. Смахнув траву, обнаружили под ней ряд камней, аккуратно уложенных на настил из древесной коры; настил покоился на длинных деревянных жердях, врытых в края ямы. Видимо, это был погреб с заготовленной на зиму провизией и прочими предметами обихода. В погребе было сложено множество копчёной рыбы, солодкового корня, свёртков луба лиственницы, идущего и в Сибири в пищу в голодное время года, и больших связок морских водорослей. Помимо продуктов питания, здесь находилось также несколько окрашенных в чёрную краску и очень чисто выструганных стрел, значительно более длинных, чем употребляют камчадалы; деревянные лукошко и лопата, несколько раковин и камень, на котором, повидимому, растирали медь.

Обрадованный интереснейшей находкой, Стеллер отобрал образцы всего обнаруженного в погребе. Все это свернул в объёмистый тюк и отослал своего спутника на корабль передать находки Берингу вместе с запиской, в которой очень просил продлить его пребывание на берегу и прислать ему вподмогу двух-трех матросов. После этого Стеллер привёл погреб в прежний вид и бесстрашно отправился на дальнейшие поиски в глубь дикой страны. Пройдя с десяток километров, он приблизился к чёрному кряжу и вдруг увидел вдали, над сосновым лесом дым. Конечно, там были люди, от которых можно было разузнать многое, с риском, однако, не вернуться вовсе. Взволнованный этим новым открытием, Стеллер, дорожа каждой минутой, поспешил к берегу и приказал матросам, перевозившим в течение всего дня на корабль воду, сообщить Берингу, что он обнаружил невдалеке на берегу людей и вторично просит всего лишь на несколько часов вооружённых матросов и лодку.

В ответ на это Беринг прислал два железных котла, штуку зеленой крашенины, два ножа, бисера, трубок и табаку и приказал все это отнести и положить в найденную Стеллером землянку [43], ему же самому передать, чтоб он немедленно возвращался на корабль, иначе уйдут без него. Предвидя погоду и опасаясь остаться на открытом месте вблизи неизвестных берегов, Беринг не считал возможным задерживаться здесь ни одного лишнего часа. Этим и закончилось пребывание Стеллера на американском берегу, не посещённой до прихода сюда «Св. Петра» ни одним европейцем. За короткое время пребывания здесь Стеллер сделал очень многое. Он собрал и описал до 160 видов растений и даже добыл из некоторых семена (до 25 видов), отосланные им потом в Академию Наук.

Из здешней флоры особенное его внимание обратила малина, зрелые ягоды которой отличались необыкновенной величиной и чудесным вкусом. «Стоило бы взять, — писал Стеллер, — несколько кустов этой малины и доставить её в ящике с землёй в Петербург», но «не моя вина, — сокрушённо добавляет он, — что для них не нашлось помещения на корабле».

Из местной фауны он отмечает тюленей, китов, акул, множество морских бобров, чернобурых и красных лисиц, а из птиц — сорок, ворон и до десяти видов неизвестных ему пестроокрашенных, в числе их — впоследствии названную его именем хохлатую сойку (Стеллерова хохлатая сойка).

Пока снаряжали лодку, возвратился Хитров, посланный Берингом с 15 матросами на берег для отыскания, на всякий случай, подходящей гавани. Гавани Хитров не нашёл, но обнаружил интересные бревенчатые постройки, тщательно обшитые досками. Вокруг домов были врыты столбы с вырезанными на них фигурами по тлинкитскому образцу. Людей он нигде не увидел, повидимому, они скрылись. Стеллер, вконец утомлённый, собрал на берегу ещё несколько растений и напился превосходной воды из ближайшего источника. Он ещё раз взглянул назад. На всем видимом сзади пространстве тянулся таивший в себе столько интересного и загадочного могучий девственный лес, не посещённый, кроме него, ни одним ещё культурным человеком.

Прощай, Америка! Так вот для чего хлопотали в течение десяти лет и жертвовали жизнью стольких людей! Для того лишь, чтобы открытый с превеликими трудностями материк не был удостоен даже посещения и на исследования расположенного перед ним острова употребили всего лишь десять часов! — Так думал Стеллер. Из этих мыслей он был выведен нетерпеливым окриком матроса, предлагавшего ему немедля садиться в лодку.

Впереди протянулась серая полоса неспокойного моря. Сильный ветер быстро гнал низкие, тёмные облака, унося их куда-то вдаль. Дикая, мощная, грустная северная красота! Когда лодка, обогнув небольшой островок, вышла на свободное место, её с силой подбросило крутой волной. Море сплошь покрылось бурными гребешками. Рассечённые лодкой надвое, гребни с шипением проносились около её бортов и исчезали сзади, заставляя лодку тяжело падать вниз. Все чаще бросало в лицо солёными брызгами. Начинал моросить мелкий, холодный дождь…

Когда лодка подвалила к борту, на палубе показался Беринг. Его бледное измождённое лицо выражало непривычную для него решимость. Повидимому, между ним и Стеллером произошёл очень крупный разговор, потому что после него Стеллера не пускали к больному начальнику в течение нескольких дней. А между тем, до этой истории, Беринг был самым искренним образом расположен к Стеллеру и всячески уговаривал его принять участие в настоящем плавании. Так или иначе, но инцидент этот восстановил против Беринга не только Стеллера, но впоследствии и многих германских учёных. Один из них в весьма напыщенном тоне постигшую Стеллера неудачу характеризует как «центральный пункт драмы». Гельвальд же считает, что все те сведения, которые успел собрать Стеллер в столь короткий срок относительно климата, флоры и фауны и этнографии северозападного прибрежья Америки, составляют самый интересный и важный результат экспедиции, продолжавшейся более десяти лет.