Юрий Ефремов - Тропами горного Черноморья

Краевед Берсенев, опять отдыхавший этим летом на Краснополянской турбазе, учил нас, что на пик нужно идти от перевала Псеашхо по левому берегу Пслуха и его второму притоку. Но в верховьях первого притока на карте показан ледничок - самый западный из ледников южного склона Кавказа. Не пойти ли вдоль первого притока?

Мысленно я представлял себе эти притоки как какие-то два ручейка, текущие из-под Псеашхо. Но к нашему удивлению, влево от Пслуха открылся обширный, поднимающийся под самую вершину трог, а по дну этого трога змеею извивался глубокий (метров семьдесят) каньон. В нем клокотал бешеный поток. Это и был первый приток Пслуха. Один такой каньон мог бы служить целью специального путешествия! Тропинка спускалась карнизными зигзагами на самое его дно.

Не успели мы сделать и сотни шагов вверх по днищу трога над каньоном, как наткнулись на совсем свежий след медведя. Куча иззелена-черного помета еще испускала пар на холодном рассветном воздухе. След в виде примятой травы уходил вверх. Луговина вскоре привела нас к снежнику, на котором мы снова увидели свежие следы - на этот раз отпечатки огромных лап. Медведь определенно вел себя как наш попутчик и даже проводник.

Все круче ступени долины. Не раз останавливаемся в раздумье - правее или левее выбрать подъем. Выбираем правый путь и на ближайшем же снежнике убеждаемся, что и медведь выбрал эту дорогу. И правильно сделал - с высоты следующего уступа нам становится видно, насколько труднее оказался бы левый путь. Миша неплохо знал подступы к пику. При следующем сомнении мы прямо доверились медвежьему следу и не ошиблись: опять перед нами был легчайший вариант подъема.

Пришлось на некоторое время забыть о медведе и заняться ледничком. Я не без удивления понял, что Пслухский ледник и есть то самое белое пятнышко на трапециевидном Южном Псеашхо, которое делает эту вершину похожей на белую палатку. Сколько раз мы любовались этой трапецией, этим снегом и не знали, что смотрим на ледник! Открытия даже в пейзаже, видном из Красной Поляны!

Надо перебраться с ледника на скальный грунт. По всем правилам геоморфологии, ледник оказывается отделен от скал краевой трещиной, так называемым бергшрундом. Масса льда отрывается, отседает от прилегающих скал. Местами над бергшрундом нависают предательские козырьки из снега - кажется, вот тут-то и легче перейти по снежному мостику с фирна на скалу. Но соблазн может оказаться роковым - козырьки легко обваливаются. Мы так привыкли работать вне ледников, что ходим, не связанные веревкой. Больше того, в поисках пути через бергшрунд непростительно расходимся и ищем переход каждый самостоятельно. Пока из виду друг друга не теряли, все шло хорошо. Но вот я нащупал глазами и ногами достаточно прочный козырек снега, который отделялся от скалы менее чем метровой трещиной. Шагаю на скальный грунт, и выступ скалы скрывает меня от Наташи. Трачу минуты три на то, чтобы вскарабкаться на утес, вылезаю, вижу весь ледник, и - сердце у меня словно падает. Ни на льду, ни на соседних скалах Наташи нет. Провалилась в бергшрунд? Упала вниз по леднику? Даже на громкий крик нет ответа. Где можно прыгаю, а нужно ползу по скалам к месту, где она только что находилась. Пропавшая появляется из бергшрунда целехонька. Нашла участок с плотным примыканием фирна к скале и спустилась в бергшрунд на глубину метра в три.

Пожурили друг друга за легкомыслие и решили больше не разлучаться. Вышли на гребень - путь по нему к вершине показался нам наиболее удобным. И словно в подтверждение этого суждения, увидели перед собою еще один, совсем недавний теплый след медведя.

С гребня открылась широкая соседняя долина - долина второго притока Пслуха, рекомендованная нам для подъема. Насколько она была легче выбранной нами!

До вершины остается метров двести - она уже вся перед глазами, с куполовидным снежником на гребне - это питающий фирн Пслухского ледничка.

И вдруг - вон, вон по снегу! По самому фасу вершинного купола, по крутой его части, где и альпинист не прошел бы без охранения и рубки ступенек, крадущейся кошачьей походкой шел, кого-то высматривая за поворотами, наш четвероногий проводник. Его темный силуэт на снегу по легкости походки скорее напоминал барса, но мы уже были уверены, что это медведь, при этом крупный. Зверь специально начинал на рассвете, почти одновременно с нами, свое восхождение, уходя с сочных лугов и поднимаясь на самую вершину Псеашхо, в мир льда, снега и голых скал. Кого он выслеживает? Туров? Неужели он способен догнать тура на альпийских крутизнах? Может быть, молодых турят? А ведь у кавказских медведей устойчивая репутация вегетарианцев...

Зверь вылез на вершину и несколько мгновений его контур вырисовывался на фоне неба. Куда он выберет путь? Не вздумает ли возвращаться по тому же гребню, по которому поднялся? Тогда нам предстоит встреча на узенькой дорожке. На нашем остром гребешке никакие "разъезды" не предусмотрены.

Притаились за выступом скалы, чтобы не обратить на себя внимания. Скептически гляжу на геологический молоток - единственное оружие в возможном поединке. С молотком на медведя? А что же, если ударить молниеносно - по глазам и по черепу?

Снова вспоминаю убедительную формулу Амундсена: знает ли этот зверюга, что краснополянские медведи не должны трогать человека?

Медведь скрылся за вершиной и долго не появляется. Идти на вершину? А если он там притаился и выслеживает турят?

Все же двинулись по гребню вверх. При одном взгляде в долину второго притока Пслуха отлегло от сердца: наш медведь, не солоно хлебавши, размашистой походкой спускался вниз по ее пологому трогу. Вершина была свободна от противника.

Мы на пике. Чувство триумфа, утоление давней жажды. Пять лет я любовался "белой палаткой" как неприступной твердыней и только мечтал когда-нибудь на ней оказаться! И вот мечта осуществилась. Панорама, развернувшаяся перед нами, превосходила все когда-либо виденное. Под ногами разверзалась долина Холодной, сверху в деталях просматривался знакомый переметный ледник, обнявший совсем небольшую горку Скального Замка.

Грандиозной синей стеной во все три с четвертью километра высоты нашей вершины вставало на западе Черное море. В дымке различалась прибрежная зона Сочи. Гагринские горы впервые просматривались сверху, поэтому толпились множеством новых, ранее не виданных вершин. Среди близких гор только Агепста и Чугуш высились, как равные нам, да в нагромождении пиков Кардывачского узла выделялись чьи-то зубцы - вероятно, Цындышхи и Смидовича. А жадный взгляд стремился дальше, дальше.

На горизонте голубеют, сияют, словно глыбы льда, четырехтысячные гиганты района Домбая и Клухора, пересекаемые Военно-Сухумской дорогой. А это что - не облако ли белеет над всеми ними еще восточнее, совсем прозрачное, призрачное, словно бестелесное, на километр выше всего остального? Неужели Эльбрус?