Андрей Ланьков - Хаотические заметки корееведа

Однако Корея — это исключение, что становится еще более удивительным, если вспомнить, что Южная Корея ни в социалистический лагерь никогда не входила (совсем наоборот — отличалась весьма истовым антикоммунизмом), ни под заметным русским влиянием не находилась.

Столкнулся в первый раз я с этим «распространением нашим по планете» осенью 1992 года, вскоре после того, как приехал в Корею. Помнится, шел я по улице, и вдруг — слышу: из вполне обычной корейской лавчонки доносится русская песня. Вначале я даже ушам своим не поверил. Остановился, прислушался — действительно, русская музыка. Это звучала «Я склонюсь пред твоими коленями…» (слова Заболоцкого, в исполнении группы «Петербург»). Только потом узнал я, что в Корее эта песня была одним из шлягеров того лета.

Вообще в популяризацию русской эстрады немалый вклад вносит местное телевидение. Почему-то корейские телевизионщики часто используют в качестве заставок к сериалам русские песни. В частности, прошедший лет пять назад и пользовавшийся огромной популярностью сериал «Песочные часы» начинался с песни «Журавли» в исполнении Иосифа Кобзона. Сериал этот стал здесь сенсацией (главным образом, из-за того, что затрагивал некоторые острые вопросы недавнего корейского прошлого), и как следствие кассеты и лазерные диски с песнями Кобзона появились во всех корейских магазинах. Не один десяток раз приходилось слышать мне в Корее и Владимира Высоцкого. Его песни также использовали на телевидении, да и кассеты Высоцкого в Корее часто появляются в продаже. Представить такое, кстати, в какой-либо западной стране невозможно. На Западе Высоцкого ведь воспринимают во многом так же, как в свое время Есенина: не как поэта, а как экзотического русского мужа западной знаменитости. Для европейца Высоцкий — это никто иной как «русский муж Марины Влади», в то время как Есенин даже сейчас в тех западных изданиях, что предназначены для массового читателя, — «русский муж Айседоры Дункан».

Популярен в Корее и Виктор Цой, что и понятно — тут сказалось его корейское происхождение. Любопытно, кстати, что корейцы почему-то воспринимают его как политического певца, борца против коммунизма, чуть ли не автора песен протеста. Песни Цоя звучат здесь не очень часто, но вот имя его известно неплохо (пару лет назад вышел даже роман, в котором он является главным героем).

Впрочем, список этот далеко не полон, в Корее неплохо известны и некоторые другие наши эстрадные певцы и музыканты. Такая вот любопытная и, во многом, исключительная ситуация.

Сегодня мне хотелось бы остановиться на таком, прямо скажем, непростом вопросе, как отношение корейцев к Японии, японцам и, особенно, к японской культуре. Как мне не раз приходилось убеждаться, для большинства русских и японцы, и корейцы — почти что одно и тоже. Помнится, года два назад попалась мне на глаза в одной российской газете заметка о Сеуле, где было что-то сказано о «самурайском упорстве» корейцев. А между тем для корейцев уже само слово «самурай» — оскорбление, да и вообще сравнения своей страны с Японией (типа «подобно японцам, корейцы…») они воспринимают, как правило, с обидой.

Вообще говоря, во всем мире отношения двух соседних народов редко бывают добрососедскими. Наличие общей границы само по себе существенно увеличивает шансы на возникновение территориальных споров, равно как и иных столкновений экономических, военных и политических интересов. Так что непростые отношения двух соседних держав — это скорее правило, чем исключение, и подтверждением этому служит история постоянных войн и взаимной неприязни, омрачающей или до недавнего времени омрачавшей связи Франции и Германии, Австрии и Италии, Вьетнама и Китая, России и Польши. Однако даже на этом фоне историю отношений Кореи и Японии трудно назвать простой.

С одной стороны, в культурном отношении и японцы и корейцы имеют немало общего. Оба народа примерно полтора тысячелетия назад оказались в сфере культурного влияния Китая, хотя и смогли сохранить политическую независимость, не стать частью Поднебесной Империи. Японский и корейский языки состоят в родстве, хотя и довольно отдаленном (примерно в таком, как русский и английский), и, вдобавок, насыщены китайскими заимствованиями. В то же самое время история отношений двух стран была омрачена постоянными вооруженными конфликтами. В начале XX века Япония смогла, справившись со своим главным соперником — Россией, на целых 35 лет превратить Корею в свою колонию.

Колониальный период был временем преследований национального языка и культуры, насильственной японизации. Преподавание на корейском языке, издание корейских газет и журналов на протяжении этих 35 лет или вовсе запрещалось, или всячески ограничивалось. Сотни тысяч корейцев были угнаны в Японию работать на шахты и стройки, или же были мобилизованы в японскую армию. Корейцы были неполноправными гражданами, как правило, они не могли учиться в высших учебных заведениях, занимать руководящие посты (во всем Сеульском Университет, например, в 1945 году было только два корейских профессора). Поэтому нет ничего удивительного в том, что и сейчас все японское вызывает у корейцев по меньшей мере настороженность, во многом подпитываемую и правительственной пропагандой, которая не устает напоминать о реальных или мнимых преступлениях японцев и подвигах, совершенных отцами-основателями нынешнего южнокорейского государства в борьбе против колонизаторов. В Корее существуют официальные и очень жесткие запреты распространение в стране продукции японской массовой культуры. Например, прокат японских фильмов в Корее до 1998 года был категорически запрещен, и являлся уголовно наказуемым действием. Даже американские фильмы, в которых участвует слишком много японских актеров, пробивали себе дорогу на корейский экран с немалым трудом и после немалых дискуссий. Нельзя в Корее распространять и записи японской популярной музыки. Наконец, в самом престижном корейском вузе — Сеульском Государственном университете нет кафедры японского языка, причем ее отсутствие объясняется все теми же «принципиальными» соображениями. [2] после 1999 года многие их этих запретов были отменены — А.Л. Впрочем, на серьезную литературу запрет не распространяется.

В то же время реальная картина не так уж и проста. С течением времени уходят их жизни те корейцы, которые еще помнят колониальное время и старые обиды. Для молодежи все это — уже почти что древняя история. Конечно, традиция жива, и о преступлениях колонизаторов напоминают новым поколениям корейцев и в школах, и в музеях. Однако время берет свое. В конце концов, Япония — ближайший сосед и один из крупнейших торговых партнеров Кореи, источник многих жизненно важных технологий, страна с большим и активным корейским меньшинством. Поэтому, как мне не раз казалось, хотя настороженное отношение к Японии — это реальность современной Кореи, в целом корейский «анти-японизм» носит достаточно поверхностный характер. Наряду с отрицанием всего японского существует и интерес к японской культуре, уважение и некоторая зависть к экономическим успехам соседей. Не случайно, например, что те же записи японской поп-музыки, ввоз которых формально запрещен, в действительности широко распространяются в пиратских копиях и оказывают очевидное влияние на современную корейскую музыку. Относится это и к фильмам, и вообще ко всем явлениям массовой культуры.