Владимир Санин - Новичок в Антарктиде

Продавцы в магазинах изысканно вежливы — а что делать? Цены на товары слишком высокие, и даже в универмагах покупателей можно пересчитать по пальцам. Все товары — импортные, кроме сувениров, отлично выделанных коровьих шкур (никогда бы не подумал, что коровы носят на себе такую красоту!) и ножей. Особенно непривычна тишина в книжных магазинах: за средних габаритов книгу средний уругваец должен выложить дневной заработок. Мы прикинули, что у нас книги раз в пять дешевле: одна из причин того поражающего мир явления, что в нашей стране читают больше, чем в любой другой. На прилавках — много переводов русской и советской классики: Толстой, Достоевский, Горький, Шолохов, Ильф и Петров. Но львиную долю полок отхватили себе детективы; одна Агата Кристи занимает куда больше места, чем все классики мировой литературы, вместе взятые.

На прощание, мобилизовав остатки валюты, мы посетили «чрево Монтевидео» — колоссальный крытый рынок, на котором шумит, спорится, орёт и скандалит многотысячная толпа домохозяек, портовых грузчиков, матросов, зеленщиков, оборванных мулатов и высокомерных полицейских. Десятки туш, сотни колбас, холмы апельсинов и терриконы овощей, лимоны, бананы — изобилие продуктов, цены на которые непрерывно растут. Дорого — домохозяйки хватаются за сердце и потрясают кулаками. Мы пристроились к барьеру, за которым два ловких кабальеро орудовали на жаровнях, получили по изумительному шашлыку и по бутылке ледяной «коки» — роскошный обед, о котором мы не раз вспоминали в Антарктиде.

И вот мы снова на борту, и змеи швартовых тянутся с причала на палубу. Идёт прощание с последней свободной от снега и льда землёй, теперь нам надолго привыкать к белому цвету.

— Видишь тот небоскрёб? — спрашивает матрос приятеля.

— Справа или в центре?

Матрос терпеливо объясняет, на какой небоскрёб он хочет обратить внимание.

— Ну, доложим, вижу. И что из этого?

— Ничего особенного, — вздыхает матрос. — Я покупал там мороженое.

И последнее видение: чуть не опоздав, к борту, запыхавшись, подбегают два знакомых старика.

— Земляки, селёдки нема?

И «Визе» уходит в океан.

Утром Василий Семёнович Сидоров собрал восточников.

— Все любят картошку? — опросил он.

— Все!

— Не верю! Если бы мы по-настоящему её, родную, любили, то не потеряли бы бдительность. А ни у кого из нас не поднялась рука, чтобы осмотреть купленные в Монтевидео мешки с картошкой. Те самые, что полетят с нами на Восток!

Сидоров был расстроен и зол. Ночью, терзаемый дурными предчувствиями, он решил развеять свои сомнения и вскрыл один мешок, затем второй, третий…

Надули нас здорово: по меньшей мере, десятая часть картошки была выброшена в океан, хотя этого куда больше заслуживали наши поставщики, которые, наверное, в своих офисах потирают руки и посмеиваются над доверчивыми покупателями. Сидеть Востоку лишний месяц на кашах и макаронах!

— Какая похуже и помельче — сыпьте в отдельные мешки, съедим в первую очередь, — распоряжался хмурый Сидоров.

В жизни я ещё не видел, чтобы люди с такой нежностью перебирали картошку! Судьба едва ли не каждой отдельной картофелины решалась судом присяжных: а вдруг она не совсем безнадёжна, а вдруг её можно спасти? И за борт летело только гнильё и никуда не годная мелочь.

Весь день проработали, а вечером вновь собрались, на этот раз соблюдая строжайшую конспирацию. С интервалом в одну минуту восточники, разодетые «как в страшный день своей свадьбы» (Анатоль Франс), поднимались на самую верхотуру, где у гидрохимической лаборатории стоял дежурный и с безразличным видом профессионального заговорщика цедил сквозь зубы: «Пароль… „У вас продаётся славянский шкаф?“ — „Шкаф продан, есть никелированная кровать“.

— «С тумбочкой?» — «С тумбочкой. Проходи в рай!»

Лаборатория, в которой ещё несколько часов назад вдумчивые люди разоблачали тайны океана, выглядела антинаучно. Посреди стола, где днём возвышались аналитические весы, лежали шпроты, место реактивов заняла нарезанная ломтиками колбаса, а стройные ряды колб и реторт сменила батарея бутылок. Здесь священнодействовал Коля Фищев, зарастающий свежей бородой аэролог. Он расставлял стаканы, готовил бутерброды, бил по рукам нетерпеливых гостей и жутким шёпотом призывал:»

— Ш-ш-ш! Капитан не спит!

Происходило вопиющее нарушение правил внутреннего распорядка: восточники отмечали очередные дни рождения — астронома Геннадия Кузьмина и мой. Высокое начальство, поставленное в известность, выразило надежду, что будет соблюдаться «необходимый коэффициент спокойствия». И восточники проявили исключительную дисциплинированность, чему, кстати, способствовало до обидного малое количество спиртного — в переводе на душу населения. Из добытого спирта микробиолог Рустам Ташпулатов и Гена Арнаутов, проявив необычайную изобретательность, создали два вида напитков — «Ташпулатовку» и «Арнаутовку». «Ташпулатовка» содержала сорок семь процентов спирта и пятьдесят три процента воды, а «Арнаутовка» — сорок семь процентов спирта, пятьдесят процентов воды и три процента варенья. Пусть вас не удивляет процент спирта — по морской традиции он соответствовал широте, которую в данный момент преодолевает судно. Что же касается напитков, то они заслужили всеобщее одобрение и были рекомендованы к массовому производству, а их изготовители получили почётное звание «Мастер — золотые руки».

Именинников посадили на два единственных в лаборатории стула и под завистливое перешептыванье вручили подарки. Кузьмин, как астроном, получил цейсовский бинокль — превосходный оптический инструмент, мастерски сделанный из двух пивных бутылок, а мне досталась (взамен пропавшей в Монтевидео) метровая деревянная ручка с пером, выдернутым из хвоста залётного альбатроса. Кроме того, в нашу честь была спета песня и продекламированы стихи. Оду, посвящённую автору этих строк, привожу полностью:

Чтоб не сказали нам потом,

Что о Востоке мы все врём, —

С собой писателя везём.

Теперь брехать не будем сами —

Пусть это сделает В. Санин!

Вечер удался на славу. Валерий Ельсиновский и метеоролог Саша Дергунов, научные сотрудники Геннадий Степанов и Никита Бобин играли на гитарах, подпевая себе вполголоса, ребята пели, шутили, смеялись и так накурили, что предложение доктора по очереди сбегать в медпункт и подышать из баллона кислородом я готов был принять всерьёз.

— В твоём распоряжении, Валерий, на Востоке будет несколько баллонов, — заметил Сидоров. — В первые дни на них все поглядывают, как коты на сметану. Только привыкать к кислороду не стоит; те, кто не выдерживал и прикладывался, говорили — тянет как к куреву. Лучше себя перебороть, рано или поздно одышка пройдёт.