Владимир Санин - Новичок в Антарктиде

На склоне одной из гор, на высоте около тридцати метров, нашли погибшего тюленя. Очевидно, он потерял ориентировку и вместо моря полез на сушу. Или другое: от старых полярников я слышал, будто тюлени перед близкой своей кончиной вылезают умирать на сушу. Насколько это правильно, не знаю. А животный мир здесь богатый. Много пингвинов, больших чаек, называемых бургомистрами, тюленей. В лощинке увидели интересную сцену. Чайка-мать учила своего детёныша летать. Он взмахивал своими ещё не окрепшими крылышками и обиженно попискивал.

Обходили окрестности. Мальцев, Вайгачев и Павлов с помощью товарищей из морского отряда составляют отличную карту местности, делают морские промеры, для чего вручную сверлят лёд. Напротив будущей станции — пологий спуск в море. Разгрузку судов можно будет производить с помощью амфибий, которые смогут легко выходить из воды и доставлять груз к посёлку.

Поднявшись на возвышенность, увидели группу людей, которые стояли у знака Озёрный и смотрели на облюбованное нами местечко. С помощью бинокля узнал начальника экспедиции Александра Гавриловича Дралкина, который энергичными движениями руки как бы утверждал: «Да, тут быть новой советской антарктической станции!..» Промелькнула «Аннушка». Пилот М. Завьялов посадил машину в небольшой лощине и забрал группу на борт. Пролетая над нами, кто-то из окна кабины делал нам знаки: «Продолжайте, мол, работать на земле, а мы ещё раз обследуем район с воздуха»…

Устал страшно, еле залез в мешок. Кто-то шагал через меня, кто-то опрокинул чайник, кто-то чертыхнулся. Ночью сильно мело. За сутки «Обь» продвинулась на несколько миль.

14 февраля. С утра вместе с Павлом Ивановичем Лазаренко выбирали конкретное место для каждого здания. Наше плато с трех сторон защищено горами от ветра. Промерили площадку, обозначили каждое строение гуриями из камней. Я был очень благодарен Павлу Ивановичу, этому славному старикану. Любит он людей вообще, особенно полярников, сил своих на них не жалеет…

Рассматриваем все до мелочи. Я доложил по радио Дралкину, что подготовительная работа закончена, теперь дело за выгрузкой.

16 февраля. Коля Боровский, которому сделали операцию, ходит с забинтованным пальцем, как с пистолетом. Очень переживает этот богатырь, что в самое горячее время вышел из строя. Глеб Николаев лежит с ангиной, насквозь простуженный. Кузя Макаров мучается от свищей. Меня изводит плечо, ревматизм, черт бы его побрал! Особенно достаётся ночью.

20 февраля. Ни зги не видно. Ветер 25 метров в секунду, все грузы запорошены снегом. Увы, надежда на то, что шторм взломает припай, не оправдалась. Боюсь, что «Обь» к берегу не пробьётся. На берегу все замёрзли, просятся на корабль…

23 февраля. Началось такое, что некогда было даже поесть. День ясный, погода хорошая, непрерывно перевозим на «Аннушках» грузы. Доставили на берег гору ящиков с оборудованием, материалы, необходимые для жизни палаточного городка. Люди валятся с ног, но нужно спешить, пока погода позволяет летать и работать. Так много нужно, чтобы «прорасти» на новом месте. Прорастём!

…Замерзают чернила, отогреваю ручку над плитой. Сегодня у нас был праздник. В час ночи достал коньяк, наполнили чашки и выпили за здоровье Алёши Кононова, который первым отмечает день рождения на этой необжитой Земле Эндерби. Алёша до слез был растроган нашим вниманием, в спешке и при такой нагрузке он попросту забыл о своём дне рождения. И вдруг такой сюрприз! Ну, конечно, был тост и в честь Дня Советской Армии.

24 февраля. Перетаскиваем на санках грузы с перевала в лагерь. Особенно хлебнули горя с дизелями для электростанции: каждый агрегат весит восемьсот килограммов. А на пути голые камни, валуны, если бы по снегу тащили — куда ещё ни шло… Но по скалам, честно говоря, трудновато. Пришлось вспомнить времена Петра Первого и нашу русскую «Дубинушку!» Где волоком, где на катках, а к концу дня оба дизеля были подняты на гору и установлены на месте строительства будущей электростанции. Нам даже не верилось, что этот километр позади. Так дошли, что не было сил дать о себе знать в лагерь, и оттуда отправился нас искать встревоженный Мальцев. Доля такая полярная. В век атомной энергии на плечах и утлых саночках тянуть восемьсоткилограммовые грузы… Но техника на борту «Оби», а у берега лёд в трещинах, тракторы гнать по припаю опасно… Вот и получается, что выручает по-прежнему «Дубинушка»…»

На этом дневник Сидорова обрывается, ни времени, ни сил продолжать его у Семеныча не было.

А дальше события развивались так. «Обь» к 18 марта всё-таки пробилась к берегу, и, несмотря на штормовой ветер и пургу, к 30 марта основные материалы были выгружены на берег. Но к этому времени усилились морозы, в море началось интенсивное образование молодых льдов и смерзание старых, оставаться у барьера «Оби» было опасно. Руководство Главсевморпути распорядилось законсервировать Молодёжную и немедленно выйти к станции Лазарев за группой полярников во главе с Гербовичем, отзимовавших год на Новолазаревской. [15] Об этой драматической эпопее см. главу «Штрихи из жизни начальника экспедиции». Оставленные на Молодёжной оборудование и материалы были сложены так, чтобы они возможно меньше подвергались снежным заносам и воздействию талых вод в летний период. «Обь» отсалютовала Земле Эндерби и вышла в открытое море.

А через девять месяцев полярники Восьмой антарктической экспедиции пришли на эту землю и вдохнули жизнь в станцию Молодёжная.

Ныне Молодёжная самая большая в Антарктиде советская полярная станция. С 1971 года она сменила Мирный в роли резиденции начальника экспедиции.

Окружённая сопками долина, где когда-то мёрзли в палатках первопроходцы, застроена пёстро раскрашенными домами «на курьих ножках» — тонких металлических сваях. Этим домам не страшны пурги, вихри любой интенсивности проносятся между сваями. Невольно вспоминается Мирный, засыпанный снегом, — Молодёжной такая участь не грозит. Дома просторные, тёплые и удобные: оказавшись в помещении, забываешь, что находишься на полярной станции. К отсутствию удобств полярники привыкли, комфортом во всех его разновидностях они наслаждаются на Большой земле, неустроенность быта стала нормой жизни — и вдруг дома с широкими окнами, в комнатах светло, в коридорах просторно… Словно ты очутился не в Антарктиде, а в предгорьях Кавказского хребта, какими они бывают в разгаре зимы. Только десятки айсбергов на горизонте, да пингвины, стайками и в одиночку прогуливающиеся на берегу, убеждают тебя в том, что до ледяного купола отсюда куда ближе, чем до Эльбруса.

И всё-таки странная вещь: Мирный полярники любят больше, как любят больше других кораблей «Обь». Чем-то милее старый, неблагоустроенный Мирный сердцу полярника, я слышал это от многих товарищей, отзимовавших на обеих станциях. Может быть, потому, что Молодёжная непрерывно строится и её обитатели испытывают чувства жильцов дома, в котором сданы не все секции? Или потому, что Мирный сама история освоения Антарктиды советскими людьми? Или в Мирном, в обсерватории и «стольном граде», сильнее и интереснее коллектив? Не знаю. Впрочем, как уже говорилось, Молодёжная сейчас столица, а Мирный — глухая провинция, перевалочный пункт на пути к Востоку…