Аркадий Фидлер - Канада, пахнущая смолой

Мы очень любим друг друга. Вместе ходим на охоту, вместе развлекаемся. У нас много общих симпатий, увлечений и приключений.

Когда Станислав занят работой по, дому, мы — Вицусь и я — отправляемся вдвоем на Канада-Лейк за дикими утками. Это «романтическая» прогулка, так как все время нужно быть начеку и помнить о нашем враге — соседе Десотеле. Углубляемся в темный высокий лес канадских кедров, и тропинка, сначала отчетливо различимая, теряется в траве и зарослях дикого кустарника. Вни — мательно осматриваемся вокруг — здесь можно встретить оленей и лесных куропаток. Потом местность понижается и земля становится скользкой и мягкой.

Внезапно останавливаемся как вкопанные. Лес перед нами редеет, оттуда доносятся таинственный плеск, приглушенное кряканье и бульканье.

— Утки! — сдавленным голосом шепчет Вицусь. Щеки его горят, глаза блестят от возбуждения. Вицусь дрожит от волнения и весь в напряжении крадется вперед с еще большей, чем прежде, осторожностью, словно подкрадывается к настоящему бди^ тельному врагу, а не к обыкновенным диким уткам.

Мне знакомо это волнение. Двадцать пять лет назад я переживал то же самое в своих детских снах: в американских дебрях я дружил с индейскими воинами и подкрадывался к врагу; тогда сильно билось мое сердце. А сегодня так же колотится сердце Вицуся. Постепенно приближаемся к опушке и долго, словно зачарованные, любуемся открывшимся зрелищем. На фоне неба высится огромная гора с обрывистыми скалистыми склонами, а у подножия ее раскинулось .озеро, почти целиком заросшее камышом и осокой. Странный контраст здешней природы: рядом с высокой скалой — болотистая низина. Недалеко от нашего укрытия на поверхности озера плещется несколько уток.

Вицусь прицеливается и стреляет. Стреляет метко. На озере шум и переполох, а одна подбитая утка остается на воде.

Мальчик ничего не боится. Взбирается на утлый плот, некогда связанный тут Станиславом, и плывет за добычей. Он смеется над опасностью и вязкой топью. Я слежу за ним с берега, чтобы в любую минуту прийти к нему на помощь. Но обходится без происшествий. Вицусь возвращается с уткой.

На обратном пути Вицусь предается мечтам и переносится в совершенно иной мир. Грезит, как обычно, о пон-поне. Рассказывает что-то о железных конструкциях, о своем изобретении, а в это время утка, старательно привязанная к поясу, пачкает кровью его штаны.

Пон-пон — это хитрая игрушка «made in Japan» 7. Это металлический кораблик, внутри которого помещен обыкновенный железный котелок с двумя трубочками, открывающимися у кормы в воду; если разогреть котелок кусочком горящей свечи и опустить кораблик на воду, он приходит в движение и весело мчится вперед. Из погруженных трубок раздаются выхлопы: пон-пон-пон… Гениальная простота этой игрушки очаровала Вицуся. Юный энтузиаст хочет по принципу пон-пона построить на реке Льевр большую шлюпку для Станислава. Но до сих пор не понял этого принципа и вот уже много дней ищет разгадку. Осторожно разбирает кораблик, исследует, собирает, что-то высчитывает, за — паивает, испытывает. У Вицуся ум изобретателя, и со временем из него выйдет хороший инженер, но пока пон-пон так и не открывает ему своей тайны.

Иногда мы с Вицусем ходим на реку Льевр ловить рыбу. Щук там много, но все они мелкие. Ловим их на тролля, то есть на блесну, которая на длинной леске тянется за кормой. Вицусю всегда больше везет, и он вытаскивает лучших щук. Ему хочется петь, его охватывает радость.

Незадолго до захода солнца — закаты теперь, в августе, неправдоподобно многоцветны, а жара даже вечером тропическая — мы взбираемся на холм, где у Станислава картофельное поле, и ждем оленей. Они часто приходят сюда. Это виргинские олени, обычные в этой местности, по размерам не превосходящие наших ланей, с небольшими рогами. Не ахти какая добыча, но мясо превосходное. В кладовой Станислава мяса нет, поэтому мы хотим попытать счастья.

Пейзаж вокруг нашей позиции напоминает Прикарпатье. Те же самые осины и березки с редкими елями, прямо-таки полесские комары. Даже наше вечернее небо порой полыхает. Но через несколько минут после захода солнца иллюзия рассеивается, наступает перемена. Раздается голос whlppoorwitta, птицы из от — ряда козодоев, распространенной в Северной Америке. Она выкрикивает на соседнем холме два-три раза подряд «уип-пу-уил» так звонко, словно хочет разбудить погружающуюся в сон природу. Спустя некоторое время на далекой вершине ей начинает вторить другой козодой; с противоположного берега реки Сен-Дени им откликается третий, а где-то далеко-далеко, пожалуй над самым Канада-Лейк, слышен голос четвертого. Целые четверть часа разносится над темнеющим лесом большой концерт уиппурвиллов. Он производит фантастическое впечатление, словно таинственные вскрики кающихся лесных духов.

Затем совершенно темнеет, уиппурвиллы успокаиваются; мы убеждаемся, что олени не пришли, и собираемся в обратный путь.

Спускаемся с холма приятно взволнованные. Я шепотом рассказываю Вицусю об уиппурвиллах. Птица эта встречается во всех лесах Северной Америки: известна всюду, вплоть до Техаса, популярна и благодаря своеобразному голосу считается символом американской природы. И символом американской истории: она первой встретила пришельцев из-за океана; подражая ее крику, перекликались индейцы, готовясь на рассвете к нападению на поселения белых захватчиков. Ибо следует отметить, что уиппурвиллы кричат и перед рассветом. Это незаурядная птица — к ее голосу всегда прислушиваются с волнением, любят ее.

— Я тоже очень люблю ее! — с глубокой убежденностью отвечает Вицусь.

Вернувшись в хижину, мальчик снова погружается в мир своих грез и сразу же принимается за пон-пон. Лес и уиппурвиллы его уже не интересуют. Он разбирает механизм кораблика, мастерит и конструирует до тех пор, пока Станислав не гонит его спать.

Порой у людей бывают очень забавные представления о земном рае, то есть о месте самого большого счастья. В моем воображении с раннего детства существовал солнечный островок с несколькими высокими елями, с берегом то скалистым, то песчаным; вокруг голубое озеро, богатое рыбой; его гористые, покрытые густым лесом берега полны зверей. Жизнь на этом маленьком острове, вдали от людей, в постоянном общении с природой представлялась мне тогда вершиной человеческого счастья. Позднее, во время моих путешествий, я обнаружил следующий любопытный факт: индейцы тоже очень любят острова на озерах. Эта склонность родилась из причин практических: прежде, если только было возможно, они разбивали свои стоянки на островах для вящей безопасности.

Однажды, бродя по лесу, мы вышли к какому-то озеру. Не веря глазам своим, я увидел тот островок, о котором издавна так страстно мечтал. Все совпадало даже в мелких подробностях: скалистый островок, несколько могучих елей, чудесное озеро, окруженное по берегам яркой каймой густой, травы; за травой на живописных холмах великолепный лес. Так же весело светило солнце, придавая всему озерному пейзажу выражение радости и счастья. Посреди озера плавал одинокий нырок…