Григорий Федосеев - Поиск

«На одной из металлических плит пьедестала отлиты барельеф, даты рождения и кончины вожака землепроходцев-современников и певца этих суровых и величавых вершил, на другой — его мужественные, сильные своей жизненной убежденностью слова:

«… Карта…

Как просто на нее смотреть и как не просто, порою мучительно трудно создавать ее!..»

Писателя с нами нет, а книги его продолжают жить. Они рисуют героические характеры таежных следопытов, поэтически отображают природу Сибири, снова и снова заставляют переживать драматизм событий, выпавших на долю изыскателей.

Пожалуй, точнее всех сказала о книгах Г. А. Федосеева Мариэтта Шагинян: «Книги бывают разные. Одни подобны окнам, сквозь стекла которых (светлые или мутные) читатель лишь наблюдает людей и природу, какими их описывает автор. Другие — словно раскрытые двери, и вы сразу, с первой страницы, входите в них: дышите свежим воздухом, ощущаете землю под ногами, слышите говор людей, птиц, шум реки, шум леса, словно вступили в реальную жизнь — не читателем книги, а ее участником. Вот таким свойством вовлечения в свой мир обладает Г. А. Федосеев, свойством, надо сказать, очень редким и драгоценным у рассказчика. Я раскрыла его книгу «Тропою испытаний», стоя у письменного стола, с намерением только посмотреть, полистать… Но… пахнуло ледяной свежестью, снежным бураном на далекой маленькой станции, кинулись навстречу собаки Кучум и Бойка, заскрипели полозья под грузом экспедиции, все задвигалось, ожило, потянулось вперед — и я, потянувшись вместе с ними в мир настоящих, захватывающих приключений, так и осталась стоять у стола, погруженная с головой в книгу…»

В сборник, который вы сейчас держите в руках, включены две повести Григория. Федосеева — «Меченый» и «Поиск». Ни одна из них еще не выходила до этого отдельным изданием.

Мне остается только пригласить читателей распахнуть эту книгу и войти в ее мир, который запечатлен писателем искренними и честными словами.

Осень высветлила тайгу, и потому выше и голубее стало студеное небо, открылся простор и потекли по нему на юг стаи птиц.

Пора и нам прибиваться к дому, возвращаться в обжитые места. За восемь месяцев скитаний по безлюдью Приохотского края мы устали уже от прелестей дикой природы, потянуло нас к родным очагам. Оставалось проинспектировать последнее подразделение экспедиции и на этом — маршрут закончен…

Наш караван из двадцати вьючных оленей плелся по топкой низине. Люди устали. Расстояние сокращалось скупо, и все же нам удалось в этот день добраться до темного ельника на берегу Зеи, Костер и чай с горячими лепешками достойно завершили сегодняшний переход.

После ужина вызвали по рации штаб. Не успел радист подать позывные, как сразу послышалось тревожное:

— Срочно… срочно… срочно начальника экспедиции…

Чувствуя недоброе, я взял в руки микрофон:

— Начальник экспедиции слушает.

— Говорит Плоткин, — узнаю торопливую речь заместителя, — несчастье… Потеряна связь с подразделением Харькова Виктора Тимофеевича. Два дня назад от него вернулся проводник. Месяц назад Харьков отправил его с другим проводником домой, а сам с людьми ушел на запад, на Экимчан. Перед тем они попали под большой таежный пожар…

— Есть новое о Харькове?

— Связались со всеми полевыми станциями — Экимчаном, Тугуром, приисками — ничего утешительного. Два дня ищем с самолета. Нигде никого!

— Что еще?

— Топографу Закусину и наблюдателю Виноградову приказано прекратить работы и направиться со своими людьми в поиск. Выброшены две группы парашютистов на западный край Удских марей. Считаю ваше присутствие крайне необходимым.

— Когда и кто последний был у Харькова?

— Инспектор Кочубиевский, месяц назад. Говорит, Харьков заканчивал работу и должен был в начале сентября прибыть в штаб.

— Когда Харьков отпустил проводников?

— Более двадцати дней назад.

— Понятно. Мы находимся в устье Лапшака. К утру сплывем до Морозовской косы. Там ждем самолет.

— Понял. Самолет будет на косе. Счастливого пути…

Часа через три мои спутники связали плот-салик, и мы с проводником-эвенком пошли вниз по Зее.

Трудная была ночь — в напряжении, на страже: то пробивались через длинные шиверы [1] Шиверы — каменистые участки рек, с быстрым течением (здесь и далее примечания автора). , то выносил нас поток на скалы, то приходилось усиленно выгребаться из тиховодий.

И всю ночь не покидали меня тревожные мысли о затерявшейся группе. С Виктором Харьковым мы много лет делили невзгоды походной жизни. Я всегда восхищался его отвагой, находчивостью. Неужели эти качества теперь изменили ему? Неужели он не сумел вывести своих людей из беды? Нет, это невозможно! И все же тягостное предчувствие не оставляло меня. Бывают в таежной жизни обстоятельства, когда воля и мужество не в силах изменить хода событий.

Рассвет застал нас на Морозовской косе. Пока отогревались у костра, прилетел самолет. Минутная передышка мотору, — и мы в воздухе…

В Экимчане меня встретили главный инженер Михаил Михайлович Куций и геодезист Евгений Васюткин, прибывшие на организацию поиска.

— Что нового о Харькове? — спросил я, поздоровавшись с ними.

— Пока ничего, — ответил Михаил Михайлович, — завтра выходят пять групп по три человека. Запросили еще один самолет. Ждали вас. Теперь надо разработать общий план действий. С Харьковым явно случилось несчастье, иначе он давно был бы здесь.

В гостинице усаживаемся за карту. Площадь, подлежащая обследованию, огромна. Разбиваем ее на квадраты. Делим между поисковыми группами. Решаем вопросы связи, транспорта, снабжения. Сталкиваемся с множеством трудностей, которые предстоит преодолеть. Запрашиваем воинскую часть, — нужны дополнительные группы парашютистов.

Главное — ни часа промедления, ни одной ошибки!

А в глубине сознания нет-нет и шевельнется мысль, что мы уже опоздали, что слишком много прошло времени…

Куций идет в райисполком согласовать план действий. Я решаю облететь район предстоящих поисков. Надо увидеть его своими глазами, тогда легче будет решать все вопросы.

Самолет набирает высоту, плавно идет над высокими горами и постепенно отклоняется на восток. Под нами — горы, тайга, прорезанная светлыми прожилками рек, стекающих в Уду.

Я не отрываясь вглядываюсь в плывущую землю. Где-то здесь, в этой осенней пустыне, может быть, прямо под нами, в мучительной борьбе иссякают людские силы. Может быть, люди слышат гул мотора, видят, что их ищут, но не могут разжечь костер, дать знать о себе. От этих мыслей сердце сжимает боль и досада.