Алексей Аджубей - «Серебряная кошка», или Путешествие по Америке

В каюте прежде всего знакомимся с правилами для морских путешествий. Эти правила, напечатанные на трех языках (французском, английском, немецком), висят на стене. В случае тревоги, говорится в них, все мы должны: 1) одеться теплее, 2) опоясать себя пробковыми приспособлениями, 3) спешить к спасательной лодке № 3.

Сначала эти советы кажутся нам несколько наивными, но будущее показало, что они могут пригодиться.

Палубы и переходы гудят: устраиваются пассажиры, — а их свыше тысячи, — укладывается багаж. В первые минуты трудно разобраться в том, что происходит на судне, — проходы заставлены чемоданами всех размеров, цветов, фасонов.

Но вот два крепыша — морские буксиры (как ни велики они, но их пятнадцатиметровые трубы едва достают до первой палубы «Иль де Франса»), поднатужившись, потянули белоснежную громадину водоизмещением в сорок четыре тысячи тонн на простор океанской волны. Пассажиры на корме прощаются с друзьями, родственниками. С берега кому-то долго машут белыми платочками четыре монахини в черном. Ветер треплет их одежду, и кажется, сидят на причале четыре большущие вороны. Кружатся в синем воздухе чайки. Они еще долго будут лететь с нами — вестники земли, а потом и они отстанут.

Скрылся, растаял в предвечерней дымке Гавр. Стало прохладнее. Послышались мелодичные звуки гонга, призывающие пассажиров к обеду. В большой светлой столовой на четыреста мест мы сидим вместе с американским коммерсантом мистером Скаром и его женой. Мистеру Скару лет сорок, жене, видимо, лет тридцать. Супруги под стать друг другу: худые, высокие. Стоит мистеру Скару повернуть голову с намерением подозвать кого-нибудь из обслуживающего персонала, как к нему моментально подбегает официант.

— Необыкновенное преимущество роста, — улыбаясь, объясняет он. — Я вижу вас из самого дальнего угла зала.

Скары из Бостона. Это первые американцы на нашем пути, и нам интересно их отношение к поездке советских журналистов.

— Вери гуд! [2] Вери гуд — очень хорошо. — вступает в разговор с нами мистер Скар. — Я давно мечтал сидеть за одним столом с советским человеком.

Мы отвечаем, что с охотой едем в Соединенные Штаты, потому что советские люди всегда испытывали дружеские чувства к американцам.

— Я полагаю так, — продолжает наш сосед, — если парни беседуют друг с другом спокойно, они успевают подумать, о чем говорят; если же, — американец выразительно щелкает пальцами, — парни спешат стрелять, можно не разобрать, в кого стреляешь, а главное — зачем!

Первый обед заканчивается поздно. Пассажиры знакомятся и не спешат покидать столики. На палубе «Иль де Франса» тоже многолюдно. Тихий вечер с ярко горящей алой зарей, зеленая ширь океана настраивают пассажиров на спокойный и даже лирический лад. Широкая и просторная палуба (длина «Иль де Франса» около четверти километра) напоминает улицу или, скорее, бульвар. Гуляет по палубе народ степенно, потому что в большинстве своем едут на пакетботе люди солидные и, конечно, обеспеченные. Особенно в первом классе — его палуба отгорожена от всех остальных классов. Пассажиром здесь может быть только совсем богатый человек.

Те, кто постарше, устраиваются в удобных шезлонгах, кто-то начал партию шахмат, но большинство режется в карты, которые, как нам показалось, куда более популярны на Западе, чем шахматы.

К нашей семерке подходят попутчики.

— Первая скрипка нью-йоркского оркестра, — представляется веселый, общительный мужчина небольшого роста, с покатым дынеобразным животиком под плотным серым свитером.

— Первый гобой того же оркестра, — вступает еще один, несколько мрачноватый на вид мистер.

Оба прежде всего сообщают нам, что в репертуаре их оркестра произведения Шостаковича, Хачатуряна, Прокофьева.

— Очень хочется поехать в Москву, — мечтательно тянет «первый гобой».

— О да! — поддерживает его «первая скрипка».

Между тем уже совсем темнеет, и мы вместе со всеми спускаемся в салон. Он декорирован в каком-то путаном стиле. Зеркальные стены расписаны в ярко-красный и золотой тона на старинные темы, зато ступеньки лестницы, которая ведет на второй этаж салона, вполне современны. Они сделаны из толстого небьющегося авиационного стекла и подсвечены изнутри.

Играет маленький джаз-оркестр. Десятки глаз посматривают в нашу сторону: «А умеют и, главное, решатся ли русские танцевать?» Еще не многие, видно, знают, что мы — советские журналисты. Во время танца у Валентина Бережкова происходит с партнершей следующий разговор:

— Вы из какой страны?

— А вы как думаете? — спрашивает, в свою очередь, Бережков по-английски.

— Из Англии?

— Нет, не угадали, — отвечает он девушке уже по-французски.

— Из Франции? — Теперь американка ведет себя несколько нерешительно.

— Нет, — произносит Валентин по-немецки, — берите восточнее, даже восточнее Германии.

— А что же там восточнее? — Девушка в затруднении.

— Советский Союз! — отвечает ей наш товарищ.

— Советский Союз? — Американка искренне удивлена. — Как же вам удалось оттуда вырваться?

Сейчас, конечно, Дженни Уиткер — детский врач по профессии — улыбнется, если ей придется прочитать эти строчки, но она-то и была партнершей Валентина Бережкова.

Отчего это? Как могло случиться, что современная молодая девушка, человек образованный, много повидавший, имеет такое смутное представление о великой стране, земли которой занимают одну шестую часть суши?

Дженни смутилась и долго извинялась, когда мы еще раз встретились с ней.

— У нас много пишут, что вы не как все люди, — говорила она в свое оправдание. — А вы совершенно как все люди, вот я и перепутала…

Когда рассказ о поездке вступит в свою «решающую фазу», то есть когда речь будет идти собственно об Америке, еще не раз и, конечно, более обстоятельно я постараюсь объяснить причину подобных диалогов и подобной «путаницы». Но сейчас мы на борту «Иль де Франса». Пассажиры то и дело подходят к карте, на которой флажками отмечается суточный пробег корабля. Он идет ходко — его скорость свыше тридцати пяти километров в час. Но океан велик, и только за шесть дней пути можно добраться по нему из Франции в Америку.

Как только кончается ужин, пассажиры, повинуясь дорожной привычке коротать время, спешат в салон на звуки грустных песенок джаза. О многих пассажирах мы уже кое-что знаем. Вон там в уголке поблескивает своими похожими на спелую черешню глазами маленькая Флоренс. Она едет в Америку к своему жениху, с которым познакомилась весной прошлого года. Жених ее занимается перепродажей подержанных автомобилей. Он привозил в Париж несколько старых «шевроле».

Всю дорогу Флоренс ходит грустная, почти ни с кем не разговаривает и не танцует.