Вадим Листов - Отавало идет по экватору

Закат в горах

В Пуэрто-Айора мы приезжаем, когда солнце клонится к закату. Хорхе останавливает автобус возле небольшой гостиницы "Солимар", принадлежащей Джимми Пересу, помогает ему выгрузить ящики и мешки с провизией, кричит мне на прощание: "Адьос, мистер!.. Адьос, камарада!..", чем вызывает улыбки остальных пассажиров, и катит дальше. Джимми показывает мне мою комнату и отправляется распорядиться по хозяйству. А я выхожу на небольшую террасу, увитую бугенвиллеями, и, устроившись в плетеном соломенном кресле, наслаждаюсь видом уютной бухты, на водной глади которой застыли белоснежная яхта и пара рыбацких шаланд.

Внезапно тишину нарушает резкое хлопанье крыльев, и в двух-трех метрах от меня на террасу опускается крупная серая цапля. Не обращая на меня ни малейшего внимания, она приближается к столику, за которым я сижу, обследует его поверхность и, видя, что поживиться нечем, направляется к приоткрытой двери, ведущей в зал. Вот она останавливается, всовывает голову в щель и застывает, глядя на стоящий в зале... холодильник.

Появляется Джимми. Открыв дверь, он грозит цапле пальцем. Та отступает назад, но не улетает.

- Пять часов. Можно не проверять, - говорит Джимми. - Она прилетает три раза в день - к завтраку, обеду и ужину: в восемь утра, в час и в пять вечера. В отличие от туристов никогда не опаздывает. По ее визитам хоть часы сверяй.

Он достает из холодильника "рыбешку" (любой московский рыболов наверняка был бы горд, поймав "рыбешку" столь внушительных размеров) и подбрасывает ее в воздух. Цапля ловко ловит ее раскрытым клювом, проглатывает и снова косит глазом на холодильник.

- Хватит, хватит, пошла прочь, - машет на нее рукой Джимми.

Цапля топчется на месте, потом, шумно взмахнув метровыми крыльями, улетает. А Джимми подсаживается ко мне.

- Доверчивость здешних птиц и животных поразительна, - рассказывает он, - В обоих поселках архипелага - в Пуэрто-Айора и Пуэрто-Бакерисо маленькие птицы влетают в окна отелей, кружат, не боясь туристов, над столами и подбирают крошки, которые остаются на скатертях. А там, где люди живут на фермах, они и вовсе ручные. Вот как эта игуана... - кивает он на балюстраду, отгораживающую террасу от кромки берега.

Я оборачиваюсь и цепенею - с балюстрады на меня в упор смотрит... черный дракон. Злые глазки, раскрытая пасть, на шее складки кожи, ряд шипов, начинаясь на голове, тянется по всей спине. Ну чем не исчадие ада?! Дракон медленно сползает на пол и замирает посреди террасы. И тут я замечаю другую игуану - распластавшуюся на стене вниз головой и не сводящую с нас глаз.

- Домашние... - усмехается Джимми.

- Тоже приползли на кормежку? И тоже - по часам?

- Нет, эти ползают когда хотят и где хотят. Вреда от них никакого, скорее польза - от пауков да мух избавляют. Ящерица - она и есть ящерица. Да вы к ним быстро привыкнете.

- Едва ли. - Я не отрываю взгляда от прилипшего к стене выходца из доисторических времен. - Чересчур они "симпатичные"...

Ровно в шесть солнце падает за горизонт - по нему тоже можно сверять часы: и день и ночь здесь, на экваторе, длятся одинаково - по 12 часов. Все окрест погружается в бархатистую мглу.

После ужина я опять выхожу на террасу полюбоваться ночным пейзажем. Повисший над головой полукруг луны тусклым светом освещает бухту Академии. На противоположном берегу желтыми светлячками горят огни в домиках Дарвиновской станции. Издали, с небольшого островка, неустанно подмигивает белый глаз маяка, сторожащего вход в бухту. Лениво шурша, набегает на черный берег мелкая волна - начинается прилив. А по небу низко-низко, почти задевая крыши домов, плывут тяжелые сизые тучи - ночью опять будет дождь...

Многие великие географические открытия были, как известно, сделаны по воле случая. Так произошло и с Галапагосскими островами.

23 февраля 1535 года испанский епископ-доминиканец Фрай Томас де Берланга отплыл из Панамы в Лиму, только что основанную "великим конкистадором" Франсиско Писарро. На восьмой день плавания Перуанское течение подхватило его корабль, попавший в полосу мертвого штиля, и отнесло от побережья материка далеко на запад. Только 10 марта испанцы увидели землю, - это был один из островов архипелага. Определяя широту, Берланга установил, что острова находятся "между 0°30' и 1°30' ю. ш.", и был, как видим, близок к истине.

Сойдя на берег, Берланга и его спутники были поражены открывшейся их взорам картиной. Среди нагромождений черных скал ползали похожие на динозавров черные и желтые драконы и гигантские черепахи, способные нести человека на своей спине; в небе кружили диковинные птицы, другие, помельче, не боясь людей, садились им на руки, на головы; волны прибивали к берегу черный песок. Морякам показалось, что они попали на заколдованную землю.

Мучившая испанцев жажда заставила преодолеть страх. Ни на первом, ни на других островах людей они не встретили, как не нашли ни пресной воды, ни травы для лошадей. Зато они обнаружили удивительную флору и фауну. В письме испанскому монарху Карлу V Берланга упоминал тюленей, "слоновых" черепах, "ящериц, похожих на дьяволов", диковинных птиц. Поведал он и о том, как моряки разрешили проблему питьевой воды: обратив внимание на странные растения, листья которых были похожи на "колючие груши" (скорее всего это были кактусы опунции), они попробовали "груши", оказавшиеся довольно сочными, и из них-то и стали выжимать сок. Обратный путь в сторону Южноамериканского материка отнял у Берланги около трех недель. Лишь 9 апреля корабль с белыми первооткрывателями Галапагосских островов вновь достиг побережья континента, но уже чуть южнее экватора.

Выражение "белые первооткрыватели" я употребил не случайно. Хроники эпохи конкисты, составленные со слов покоренных инков, указывают, что примерно за 60-80 лет до прихода в Южную Америку испанцев (то есть в середине XV века) Инка Тупак Юпанки совершил годичное плавание по Тихому океану. Не будет большим преувеличением предположить, что во время одного из своих многочисленных походов воинственный Инка плыл на плоту из бальсового дерева вдоль побережья с юга на север и в какой-то момент его плот, как и корабль Берланги, был подхвачен Перуанским течением и унесен в открытый океан, где он и открыл Галапагосские острова.

Хроники, однако, упоминают о том, что по возвращении в Перу Тупак Юпанки привез с собой трофеи (а может быть, дары?), среди которых были медный трон и даже темнокожие рабы. Но на островах инки не могли обнаружить ни месторождение меди, ни "темнокожих". Следовательно, трофеи были не островного происхождения. Какого же? Загадка усложняется тем, что в последние годы исследователи обнаружили на островах предметы гончарного производства. Но инки отнюдь не славились гончарным мастерством. Тогда кто же побывал на островах - представители доинкских племен, обитавших на побережье Перу и Эквадора? Среди них действительно были искусные гончары и смелые рыбаки. А может, это были полинезийцы, приплывшие к берегам Южной Америки со стороны Тихого океана? Почему бы не предположить, что эти отчаянные мореплаватели, знавшие, как "оседлать" морские течения, могли совершать путешествия: из Полинезии к Южной Америке "верхом" на теплом течении Эль-Ниньо, а обратно-? "верхом" на холодном Перуанском?