Виктор Норвуд - Один в джунглях. Приключения в лесах Британской Гвианы и Бразилии

На земле под наклоненным желобом из расщепленного тростника стоял бочонок из-под рома, позеленевший от плесени и слизи, в котором хранилась дождевая вода. Как мне дали понять, ее использовали только для питья. Здесь же располагалось грубо сколоченное, похожее на гроб сооружение без дверцы, служившее буфетом. В нем хранились все припасы — от соленой рыбы и говядины до сушеных креветок. Для приготовления пищи служил открытый «камин», сделанный из двух железных обручей, вколоченных в землю, на которые устанавливалась кастрюля, а также «печь» из старого рифленого железа, обмазанного толстым слоем глины. Чтобы дождь не мочил и не размывал обожженную глину, над печкой был сооружен навес.

«Спальня» также была сделана весьма просто: в мягкую землю через щели бревенчатого настила вгонялись четыре шеста, а между ними натягивались старые мешки. Получался похожий на носилки гамак, который для устойчивости еще привязывался к развилкам угловых столбов хижины. Мешки, набитые сеном, вполне сходили за подушки. Все очень примитивно, но на редкость удобно. Мы разожгли огонь и поставили на него кастрюлю с водой, а я подвесил свой собственный гамак, потому что не мог положиться на эти «койки» из мешковины. Сверху я приспособил противомоскитную сетку.

Вся хижина была забита тараканами, жуками и разной крылатой нечистью, особенно мошкарой, но дым костра все же отгонял их. Когда густые клубы дыма поднимались вверх, из темных щелей под крышей выползали ящерицы и огромные пауки, и стоило лишь кому-нибудь из нас тронуться с места, как вся эта живность мгновенно пряталась под бревна настила. Сверчки не замолкали ни на минуту. В этот первый день моего пребывания у Лобертов на обед были сушеные креветки с вареным рисом и мелко нарезанной соленой рыбой, клубни танья и маниоки, вареные бананы и особый черный горошек. Все это запивалось овальтином.

Ложась спать, мы не погасили керосиновую лампу. Огонь здесь надо держать всю ночь, чтобы отпугивать насекомых и особенно летучих мышей, которых тут было великое множество, главным образом вампиров. Меня еще раньше предупреждали, что укус некоторых видов вампиров, обитающих в этих краях, очень опасен, так как это грозит бешенством. Видимо, вампиры заражаются этой болезнью от других обитателей джунглей, а затем распространяют ее среди старателей и сборщиков балаты. Смертность при этом огромна, потому что большинство порк-ноккеров пренебрегают соответствующими мерами предосторожности и спят без противомоскитных сеток.

В тот вечер я увидел около нашего лагеря несколько змей, а одного из братьев чуть не укусила в руку ядовитая многоножка, вылезшая из-под груды консервных банок. Весь лагерь казался мне очень опасным местом, где смерть подстерегает на каждом шагу и в особенности на тропинке, ведущей к речке. В ранние, предутренние часы, когда едва лишь брезжит рассвет, карабкаться через пни и поваленные стволы, а затем идти по этой предательской тропинке, всегда очень скользкой от обильной росы, было делом весьма рискованным.

Братья растолкали меня на рассвете следующего дня, когда еще не было и пяти часов. Быстро позавтракав, мы погрузились в лодку и отправились к прииску, до которого, как выяснилось, нужно было грести около двадцати минут. Мы плыли по узкому, извилистому руслу речушки, то и дело наклоняя голову, чтобы не задевать низко нависших над водой веток, и стараясь не напороться на торчащие коряги.

Братья сказали, что после неожиданного разлива речка снова начала сильно мелеть и скоро, видимо, нам придется ходить к месту работы пешком за целую милю по скользким тропинкам. Среди замшелых ветвей я видел причудливых ящериц, высовыва ющих свои длинные язычки, и зеленых игуан, которые быстро удирали при нашем приближении и сливались с зеленью листвы. Игуаны очень вкусны, и я постарался подстрелить одну из них. Звук выстрела потревожил пятнистую зеленую змею, обвившуюся вокруг лианы. Прежде чем я успел перезарядить винтовку, пресмыкающееся шлепнулось в воду.

— Гимадрали! — воскликнул один из братьев. — Очень опасная!

Лодка нередко застревала среди: густой массы опавших ветвей, и тогда я начинал действовать мачете, обливаясь потом. Все деревья были усеяны муравьями, злыми, больно кусающимися муравьями. Стоило только задеть какую-нибудь ветку, как на нас сыпались сотни ужасных маленьких созданий, укусы которых похожи на прикосновение раскаленных щипцов… На конец лодка пристала к берегу. Мы должны были преодолеть болотистую полосу ярдов в сто, пробираясь по колено в грязи и воде, прежде чем вскарабкались на крутой откос по намытой гальке.

Прииск представлял собой широкую впадину в центре открытой поляны, на расчистку и вырубку которой братья затратили немало труда и пота. Повсюду валялись срубленные деревья, некоторые из них уже начали превращаться в труху, изъеденные муравьями и термитами. Огромные черные муравьи сновали по бесчисленным ходам в отставшей коре, и, когда я постучал рукоятью мачете по стволу одного из поваленных гигантов, он зазвучал, как барабан. Когда осело облако древесной пыли, из ствола стремительно выскочил скорпион…

Старые, уже выработанные шурфы были заполнены тухлой водой, и надо было рыть новый шурф. Где именно нам нужно копать, было выяснено с помощью «лотка» — неглубокого железного противня около восемнадцати дюймов в поперечнике, с пологой воронкой в центре. Мы сделали пробную «прикопку» и бросили в лоток немного грязи и глины, а затем отправились к воде и принялись за промывку: слегка погрузив лоток в воду, начинали вращать его и потряхивать. Постепенно грязь и глина вымывались, а в воронке оставался лишь черный песок, мелкая галька и еще то, что старатели называют «монеты» или «индикаторы», — крошечные частички разрушенной вулканической породы содержащие яшму, турмалин, оловянный камень, магнетит, гранит и кварц.

Этих «индикаторов» было достаточно, и мы начали рыть шурф у подножия высокого дерева мора. На эту тяжелую работу ушло несколько дней. Сначала мы перерубили скрученные корни дерева, а когда оно угрожающе накренилось, спилили его, отступив на несколько футов от досковидных корней, служивших подпорками. Мы обрубили плотные лианы и стали пробиваться сквозь гранит и спрессованную, как камень, землю, вырыв шурф в двадцать футов глубиной и около тридцати футов в поперечнике. Укрепив его стенки стволами срубленных деревьев, мы работали, обнаженные до пояса, под палящим солнцем и только через неделю сняли всю пустую породу, добравшись до алмазоносных горизонтов.

В шурф все время просачивалась вода, и это сильно затрудняло работу. Тогда один из братьев отправился на лодке вверх по реке, чтобы взять напрокат помпу у владельца лавки в Курупунге. Его не было двое суток. За это время мы не многое сумели бы сделать в нашем шурфе, а начать рыть другой, где, возможно, мы снова наткнемся на воду, не было смысла. Поэтому я попытался уговорить братьев совершить рейд к расположенным неподалеку разработкам, где погибли десять старателей, но они не поддались на уговоры.