Фритьоф Нансен - «Фрам» в полярном море

В ночь летнего солнцестояния нас опять посетило два медведя. Нурдал увидал их в 12-м часу, когда шел к обсервационному домику; бегом он пустился к судну и сообщил тем, кто еще не улегся спать. Но лишь только люди ринулись на лед, медведи почуяли их и исчезли.

Три дня спустя в полдень к судну подбежала рысцой медведица с маленьким медвежонком. Мы поджарили немного сала, чтобы подманить их поближе, но медведица была очень осторожна, и прошло немало времени, пока она подошла на расстояние 200–300 м. Тут штурман не удержался и выстрелил, вслед за ним начали стрелять остальные; медведица, сделав несколько шагов, свалилась. Между нею и судном тянулась широкая полынья. Несколько человек, взяв плот, направилось к тому месту, где она лежала. Бедный прехорошенький малыш, с почти белой шкурой и темной мордочкой, был ростом не больше нашей самой маленькой собаки. Когда к нему подошли, он уселся на тушу матери и сидел совсем смирно, не выказывая ни малейшего беспокойства и намереваясь, по-видимому, мирно отнестись к событиям. Хенриксен накинул ему на шею ремень, и когда мы поволокли медведицу, малыш охотно последовал за нами; при буксировке через полынью он уселся к ней на спину. Но по прибытии на судно, когда его захотели отделить от матери и перевести на палубу, картина резко изменилась. Медвежонок сопротивлялся из всех сил и пришел в бешенство. Еще хуже он повел себя, когда его выпустили на палубу. Он бесновался, как одержимый, кусался, урчал и ревел в дикой ярости, будто в него вселился сам дьявол и замолкал лишь на те немногие мгновения, когда был занят поглощением кусков мяса, которые ему кидали. Никогда мне еще не приходилось видеть столь полного соединения в одном существе всех черт дикости и необузданности хищной звериной натуры, как в этом маленьком чудовище. А ведь он был совсем еще крохотным медвежонком! Вечером я распорядился убрать этого неприятного пассажира, и Мугста прикончил его ударом обуха.

После этого в течение двух недель не было видно ни одного медведя; но в ночь на 12 июля нас посетило трое, из которых один после жестокой погони был уложен Скотт-Хансеном, штурманом, Нурдалом и Бентсеном, благодаря главным образом собакам, которые и теперь сослужили хорошую службу, преследуя медведя шаг за шагом по пятам. Двое остальных медведей рысцой пустились бежать после первого выстрела и исчезли в тумане.

18 июля вечером я и Мугста застрелили медведя, который едва ли достался нам, если бы Белла не была такой умной и проворной собакой. Вначале собаки раза два почти настигали зверя, но потом ему удалось прыгнуть в воду и переплыть две широкие полыньи, на обход которых собакам потребовалось много времени. Зверь уже готов был прыгнуть и в третью полынью, когда Белла, догадавшаяся забежать вперед вокруг полыньи, бросилась навстречу и остановила его в каких-нибудь десяти локтях от края льда. Мугста выстрелил с расстояния в 200–300 м и настолько удачно, что попал зверю прямо в голову. Медведь свалился и делал лишь слабые попытки защититься от собак. Тогда я всадил ему пулю в ключицу, но так как он и после этого не околел, то получил еще пулю от Мугста.

20 июля штурман застрелил большого медведя, переплывшего через полынью, и, наконец, вечером 6 августа мы убили последнего медведя, но на такой отвратительной поверхности, что пришлось отказаться от мяса и с немалым трудом притащить на судно одну лишь шкуру.

Что касается охоты на птиц, то она много раз была у нас довольно удачной. Так, однажды вечером мы со Скотт-Хансеном застрелили 9 люриков, моевку и поморника; на следующий день 21 люрика и 2 чистиков. Хенриксен однажды убил 18 люриков и чистика, Нурдал – 26 люриков и чистика. В иные дни слеталось невероятное множество птиц, и нам удавалось за какие-нибудь несколько часов настрелять по 30–40 штук.

Эта охотничья жизнь не только оказывала благотворное влияние на наше настроение, которое иной раз бывало довольно унылым, но и снабжала превосходной пищей.

Ежемесячное взвешивание показывало, что наблюдавшаяся прежде убыль в весе некоторых из нас теперь не имела места; наоборот, с того времени, как нежная грудка кайр, жареные чистики, рагу из моевок, суп из поморников и медвежья грудинка прочно вошли в наше меню, решительно обнаружилась прибыль в весе. Кривая нашего веса неуклонно ползла вверх.

И, разумеется, мы очень нуждались в том бодрящем, благотворном влиянии, которое оказывала охота. Дело в том, что ледовые условия нас далеко не веселили: перспективы выбраться изо льдов в этом году, казалось, уменьшались с каждым днем.

В первые дни после освобождения «Фрама» лед оставался сравнительно спокойным. Но 8 и 9 июня произошли сильные сжатия; в особенности 9-го, когда корму судна подняло примерно на 2 м, так что колодец для руля оказался совсем без воды; нос «Фрама» поднялся на 0,7 м при крене в 4° на левый борт. 10 и 11 тоже было сильное сжатие, в особенности ночью с 11 ч 30 мин до 3–4 ч утра.

Наконец, 12 июня утром лед несколько развело, появилась надежда протащить судно немного вперед. Так как шуга [397]была еще совсем густа, то решили, что без помощи машины не обойтись, и я велел развести пары.

Еще прежде чем были разведены пары, полынья несколько расширилась. Дав ход машине, мы прошли в более широкую полынью, где выбрали для корабля хорошую стоянку. Руль еще не был навешен, и для поворотов приходилось время от времени давать судну задний ход. Здесь простояли на месте до 14 июня, когда лед поредел и в направлении на ЮЮЗ, по которому мы собирались пойти, появилась полынья. Мы развели пары и, навесив руль, пошли полным ходом к узкому каналу, который вел в полынью. Несколько раз повторялись попытки вогнать судно в трещину, но тщетно – края льда ни на волосок не раздвигались. Тогда, направив корабль носом прямо в канал и развив полный ход, я стал командовать попеременно то «право руля», то «лево руля». Этот маневр тоже принес мало пользы, судно вошло в канал не далее фок-вантов. На том дело и кончилось. Расщелина среди льдов стала снова смыкаться. Пришлось вернуться и пришвартовать «Фрам» на прежнем месте. Это было тем досаднее, что длина ледяной перемычки не превышала трех четвертей длины судна.

Здесь мы оставались вплоть до вечера 27-го, когда лед снова раздался, и я решил предпринять новую попытку. Подняв пары, в 11 ч 30 мин стали форсировать лед. Он оказался тяжелым, и дело шло медленно; в 2 ч, пройдя две морские мили на ЮВтЮ, пришлось опять пришвартоваться. В этот раз попробовали использовать машину в качестве «компаунда», результат оказался хорошим. Машина делала 160 оборотов в минуту, но расход угля, конечно, сильно увеличился – примерно вдвое против обычного.

Целую неделю простояли почти на одном месте; наконец, 3 июля лед снова развело. На этот раз удалось пройти около 3 морских миль по полынье, которая тянулась в ЮЮЗ направлении. В ночь с 6-го на 7-е опять сделали попытку пробиться вперед, но, пройдя не более одной морской мили, вновь остановились.