Фредерик Кук - Мое обретение полюса

Я решил, что со мной должно остаться минимальное количество людей. Однако так было решено не из-за недостатка в добровольцах — совсем напротив: когда я объявил команде о своем намерении, многие пожелали сопровождать меня. Сам капитан Бартлетт [74]великодушно заявил, что он хотел бы пойти со мной, но поскольку ему необходимо возвращаться со шхуной, то готов идти в море с коком и механиком, а остальных членов экипажа предоставить в мое распоряжение.

Мне нужен был всего один спутник, так как я знал, что в этой стихии белый человек не идет ни в какое сравнение с эскимосом. Эскимосы помогали мне добровольно. Большего не стоило и желать. Я договорился с ними о том, что они помогут мне за зиму завершить все приготовления, а затем те, кого я выберу, отправятся со мной на Крайний Север. Из экипажа шхуны я выбрал себе в спутники Рудольфа Франке — одного из энтузиастов Арктики, которые были на борту судна. Он пошел с нами, чтобы испытать себя в арктическом путешествии. Это был образованный молодой немец с хорошей научной подготовкой, сильный, добродушный, всем сердцем стремившийся к настоящей работе. Такие качества были очень полезны для моего единственного спутника.

Рано утром 3 сентября я распрощался с мистером Брэдли. Вскоре шхуна медленно двинулась на юг и постепенно растаяла в дали. Я остался один на один с судьбой в семистах милях от полюса.

Арктическое одиночество. Размышления о прошлом и самоанализ. Решимость добиться цели. Планирование деталей кампании. Эскимосы за работой

Когда яхта скрылась из виду, я ощутил острую боль в сердце. Даже когда она утихла, я так и остался стоять на берегу, уставившись отсутствующим взором в небо. Я остро ощутил притягательное обаяние цивилизованного мира. Яхта уходила домой, туда, где были мои друзья и семья. Я остался один, и если не считать Франке, вокруг не было ни одного белого человека, с которым можно было бы общаться в течение долгой арктической ночи. Однако я был уверен, что не буду чувствовать себя одиноким, потому что мне самому предстояло слишком много работы, несмотря на многочисленных безотказных помощников. Впереди были шесть месяцев напряженного труда — охота, сушка мяса, изготовление и опробование нарт и одежды — во все это мне предстояло вникать самому. Спустившись со скалистой возвышенности, я ощутил глубокое волнение. Мой час пробил. После долгих лет несбывшихся надежд и тяжелых поражений мне наконец-то представилась блестящая возможность! Вся плоть моя затрепетала.

Почему я так страстно желал покорить Северный полюс? Чего я добивался? Какие плоды ожидал я пожать в ледяной пустыне? Многие задают мне эти вопросы. Я обшарил кладовые своей памяти и попытался ответить на них самому себе. В те дни покорение Северного полюса означало великолепный, беспрецедентный подвиг — подвиг человеческого ума и плоти, в свершении которого я должен буду превзойти других. Едва ли мое тщеславие и жажда успеха превосходили честолюбие тех, кто добивается известности в бейсболе, состязаниях по бегу или другим видам атлетики.

В то время я не думал об овациях, которыми мир наградил бы меня в случае успеха. Я понимал, что такое может случиться, но не придавал этому значения.

Многие годы я шел, повинуясь притягательному зову искрящегося серебром Севера, и я не могу объяснить это, так же как и поэт, который не знает, почему выражает себя в стихах, либо как ребенок, не сознающий, почему он проявляет недюжинные способности к математике или музыке. Некоторые наши желания рождаются и развиваются независимо от нашего сознания. Я, как и многие другие, которые были до меня, нашел свое жизненное призвание в покорении полюса и знал, что достижение его станет для меня минутой торжества.

Покорение полюса не означало для меня открытия каких-то научных тайн. Я никогда не придавал этому большого научного значения. Главное для меня заключалось в самом достижении цели, в преодолении преград на пути к ней. Я знал, что в этом сражении будет много волнений, опасностей, героических деяний, которые подвергнут испытанию мои мозг и мышцы. Главным побудительным началом было стремление испытать волнение от преодоления одной трудности за другой.

В первый день после отплытия яхты из Анноатока я размышлял о том мире, куда она направлялась, о странах, которые были южнее, о городах, населенных миллионами людей, о самих людях, обуреваемых противоречивыми желаниями. Мысленно я обозревал весь гигантский земной шар, вращающийся в обернутом облаками голубом пространстве, и в необъятных белых просторах Севера, безразличного к людским искушениям, в тысячах миль от густонаселенных городов, за ревущими изумрудными морями я видел себя — одиночку, малютку, крошечный атом на обширной поверхности Земли, существо, страждущее, стремящееся пробиться к никем ранее не достижимой цели. Когда я думал обо всем этом, я ощущал ошеломляющую необъятность Земли, всю горечь одиночества, которое выпадает на долю каждого, кому предначертано судьбой следовать путем славы.

Мне неотступно мерещились слепящие ледяные просторы, над которыми, подобно увенчанному золотой короной стражу с пылающим лицом, несло караул полуночное солнце. В этой пустыне, вызывающей благоговение, не изменившейся со дня ее сотворения, я видел самого себя, состязающегося в самом эффектном и трудном марафоне, который подвергает испытанию все силы человека, его мужество и терпение. В своем воображении я вместе с моими спутниками вторгался в эти ревущие просторы, сражался с ледяными равнинами, в сумерках арктического утра отваживался ступать по безжизненной, обдуваемой ветрами поверхности полярного моря. Мне виделось, как я, крошечное существо, бросаю вызов жестоким штормам, беру приступом зеленые, твердые, как алмаз, ледяные барьеры, форсирую быстрые черные реки, пробитые в ледяных полях, настойчиво продвигаюсь вперед до тех пор, пока не добиваюсь своего — становлюсь в одиночестве на вершине мира!

Эти мысли вселяли в меня какую-то первозданную радость. Ощущение того, что я, одиночка, смогу пройти эти испытания, вселяло в меня уверенность. Я испытывал удовлетворение при мысли о том, что в своих усилиях я ни перед кем не остаюсь в долгу. Никто не ссужал меня деньгами, ни один белый человек не будет рисковать жизнью ради меня. Я разделю сам с собой радость победы или горечь поражения. Я не служил фетишем для какой-нибудь клики друзей, не был пешкой в руках ученых, которые могли бы впоследствии купаться в лучах моей славы. Это было моим личным делом; радость победы досталась бы только мне.

И все же мне хочется, дорогие читатели, чтобы вы поняли, что речь идет вовсе не об увеселительной прогулке. Вся моя жизнь, словно дверь на петлях, вращалась вокруг главной цели, и с этой целью были связаны все мои надежды, ее достижение было частицей меня самого. В моих действиях не было ничего случайного или построенного на песке. Я спланировал кампанию четко и ясно. Все было основано на собственном опыте, скрупулезно собранном по крупицам за годы разочарований и неудач.