Виктор Конецкий - Никто пути пройденного у нас не отберет

Этот тип начал раздражать заочно.

А священник, который оказался словоохотливым, располагал к себе. Кроме ношения сана пресвитера, он был еще штатным борцом за мир от лица нашей церкви и год за годом мотался по миру в этой борьбе, используя служебные командировки еще и для освоения дельтапланеризма в самых труднодоступных местах планеты. Сейчас он занял шестое место на соревнованиях по прыжкам с Эльбруса (5633 метра над уровнем моря) и ехал в Ленинградскую Духовную академию, чтобы сделать доклад о пользе дельтапланеризма при борьбе с атеистами… Черт-те стулья!

Как говорится в православных кругах (Даль): и у соборных попов не без клопов. Но чтобы русский поп летал с Эльбруса на дельтаплане! Это, конечно, впечатляет. И я невольно пожалел, что уже сглотнул снотворное и не успею потолковать с таким замечательным мужиком. Звали дельтапланериста простецки: Сидором Петровичем.

Включилась трансляция, заиграла кобзоно-толкуновская музыка, девушка вернулась в купе, Сидор Петрович достал бутылку боржоми и трюфели. Я же, дабы не мешать молодым людям, надел очки и уткнулся носом в «Новое время».

Минут за десять до отправления в дверях возникла пьяная морда.

Я как заметил ее, так сразу почему-то всплыла в памяти фраза Михаила Михайловича Зощенко: «Запасайтесь, дьяволы, гробами, сейчас стрелять буду». Ну здесь я, как и Зощенко обычно делал, несколько преувеличиваю. Никакого оружия у воркутянина, конечно, не было. Однако, скажу я вам, морда!

ИНОПЛАНЕТАРНАЯ.

Просто «уголовная» тут никак не подходило.

Глубинную семантику или этимологию «уголовник» и «уголовный кодекс» не знаю. В детстве считал – от угла, куда нашкодивших ребятишек ставят носом. В зрелом возрасте решил, что это происходит от пятого угла, который старожилы в казарме заставляют искать новобранцев.

Но смешно и подумать было при поверхностном даже взгляде на воркутянина, что с подобной мордой человека куда бы то ни было можно было загнать, а тем паче сунуть носом в угол.

Вес далеко за центнер, синие джинсы из дерюги, свитер и сапоги на железобетонной подметке. Скажете, я не мог с первого поверхностного взгляда угадать материал инопланетарной обувки? Правильно. Узнал позже.

– Мы, тля, дядя, по газу и углю, а ты, тля, мильтон? – спросил воркутянин, ткнув пальцем в нашивки моей аккуратно повешенной на плечики формы. (Необходимо отметить, что он никак не оскорблял меня и не обзывал тлей, нет! Просто из приличия я вынужден заменить одну букву слова-паразита инопланетянина.)

– Моряк, – сказал я.

– Капитан?

– Да.

– Милиции капитан, тля?.. Ну и фиг с тобой!.. – И он переключился на Сидора Петровича: – Э-э-э-э, борода! Из ветеранов, значит?.. Поджиг мой где? Э… Помню, уговорил я одного ветерана выступить о первом коммунистическом субботнике, да… Он на халяву поломался, наконец за поллитра согласился. Рассказывает: «Вообще-то, дорогие товарищи, должен признаться, что был на ентом субботнике только свидетелем. Вижу вокруг одного корявого бревна много народа шевелится, ну, любопытно стало, приблизился. Тут ко мне маленький такой подходит, картавый, с бородкой, говорит очень вежливо: „Не желаете, гражданин, бревно тащить?“ Нет, говорю, нет моего желания. Он извинился культурно и отошел. Сразу другой подходит – тоже с бородкой, но уже клинышком и без картавости, без вежливости, ростом повыше и такой жилистый, говорит: „Значит, это вы, гражданин, бревно тащить не желаете?“ Да, говорю, нет моего желания на данный момент бревно тащить. „Ну, – говорит, – ежели не желаете бревно тащить, то попилить придется“. Где же, спрашиваю, тут пилить-то? Нигде даже и козла, тля, не видно – никакого приспособления для пиления! „Вы, гражданин, – говорит, – меня не поняли, попилить в тайге придется“. Тут меня с обеих сторон под локотки и поехали…» Так вот этот чертов ветеран после пол-литра выступил! Меня потом по парткомам затаскали… Боюсь вашего брата. Особо тех, которые живого Ильича видели. Ты, борода, случаем, штурмом Зимний не брал?

Приходится опять отвлекать ваше внимание к своей особе, но не могу не объяснить, что когда сам я трезв, то органически не выношу даже чуть пригубивших. Воркутянин же был надравшись до положения риз, как говорили в те времена, когда отцы церкви еще не были озабочены безнравственностью женской аэробики.

– Да вы присаживайтесь, присаживайтесь, – пригласил Сидор Петрович. – А сытому-то попу пояс и не к сану! И поджиг ваш я не брал.

– Поп, значить? – удивился воркутянин.

– Да, – скупо сказал Сидор Петрович.

– Воркута… уголь… газ… строй… труба, тля! Европе прикурить даем! – объяснил воркутянин и уселся на мое «Новое время». Затем протянул волосатую лапу, схватил бутылку с боржоми, привычно отмерил растопыренными пальцами треть жидкости и принялся раскручивать бутылку – так делают, когда изготавливаются глотнуть из горлышка. Совершая эти действия, он разглядывал святого отца – этак тупо, но и хитро разглядывал.

– Пожалуйста, пожалуйста, пейте! – несколько суетливо для дельтапланериста сказал иерей.

Пришелец уже вовсю изготовился опрокинуть в пасть вращающуюся жидкость, когда я не сдержался и строго сказал:

– Отдай мой журнал и возьми стакан, Иуда!

– На-кась, тля, выкуси! – сказал Иуда, но все-таки вылил боржоми не в глотку, а себе на курчавую башку.

– Ax! – с восхищением сказала сиреневая девушка и потеребила «молнию» на своих беленьких джинсах.

Воркутянин фыркнул, встряхнулся, удачно поставил на стол уполовиненную бутылку и вдруг узрел зажигалку.

– Моя! Моя! – радостно воскликнул он. – Вот те крест, думал, потерял поджиг! Бабуля подарила на день рождения… В самый еще нэп ее сготовили… Кулаки, тля, ею колхозы поджигали… Через то и в Сибирь попали. А надпись на ней: «Люсеньке от Розочки»! Ни хрена керосином не воняет – ни-ни! – колпачок, тля, плотный! Ну а коли колпачок сымешь – тут держись! За ентот, за воздух, тля, держись! Тут, на-кась, выкуси!..

Тут из динамиков раздалось: «До отхода поезда остается пять минут, просьба к провожающим…» – ну и так далее, а затем опять включилась бодро-траурная музыка.

– Лезь, тля, на свою ракету-носитель, – весело-миролюбиво посоветовал я воркутянину. (И, как скоро выяснилось, на свою голову посоветовал – в прямом смысле этих переносных слов.)

– У космос лезть? Эт ты прав! Милиция что? Милиция завсегда права, – согласился воркутянин и предпринял попытку стащить сапоги, одновременно досказывая про поджиг с надписью «Люсеньке от Розочки»: – Нынче-то поистратился в Первопрестольной! Холодильник-то в гостинице не работает, а костей купил на усю артель… Пшел в комиссионку, замечательная, говорят, зажигалка, тля, двадцать пять хрустов!.. Я вот тебя, тебя, красавица, спрашиваю, – ткнул он в направлении росно-сиреневого лобика девушки. – Ежели с ходу четвертак дают, отдать надо? Никак! Не на дурака!.. Пшел в ювелирный, там, тля, приемщик, полcта! Ну, говорю, хрен тебе в ухо, а не бабкин поджиг! Моментик, братки! Поп, помоги-ка на орбиту закувырнуться…