Александр Редько - 7000 километров по Африке

Брендон показал нам и довольно редкую пальму борассум. Она растет, в основном, на территории национального парка Микуми, где мы будем завтра, и считается довольно ценным деревом за счет своих орехов. Местные жители едят не только волокнистую мякоть, покрывающую их. Они закапывают орехи в землю, пока те не начнут прорастать, а затем разбивают их и едят питательную сердцевину. Из этих пальм также добывают сок, срезая верхушечный побег и подвешивая под ним кувшин. Простояв на воздухе несколько часов, этот сок превращается в довольно крепкое вино, называемое сура.

Мы с Пашей рассказали попутчикам о своем вчерашнем визите к вич-доктору, после чего Ванесса дополнила рассказ дополнительными сведениями о местных лекарях. Оказывается среди них тоже, как и у нас, есть «узкие специалисты». Существуют специалисты по буйволам, специалисты по слонам, специалисты по крокодилам и т. д. Каждый из них считает, что в данном животном живут духи предков его семьи, и он может с ними общаться, договариваясь за умеренную плату о ненападении на того или иного жителя деревни. При этом заплатившему выдается соответствующий амулет-сертификат. Есть доктора- специалисты по пожарам, по дождю, по засухе. Немало прорицателей и гадальщиков на костях. Последние с успехом вычисляют воров и прочих преступников в местных деревнях, где нет полицейских. Презумпции невиновности тут не существует, и обвиненному бывает очень сложно доказать односельчанам свою непричастность. В таких случаях иногда еще пользуются весьма жестоким старинным способом, заключающимся в том, что подозреваемый в преступлении должен добровольно либо принудительно выпить растительный яд муаве. Если после этого у него будет рвота — человек останется жить и будет признан невиновным. Ну, а если яд останется в желудке, то его преступное тело будет отдано на съедение диким зверям…

В разговор вмешался Брендон, который сообщил, что мы скоро будем проезжать мимо деревни; где живет человек-оборотень. Все естественно стали просить остановиться там ненадолго. Решив заодно прикупить древесного угля, Брендон согласился.

К остановившейся машине, как всегда, тут же подбежали деревенские продавцы овощей и фруктов. Тут редко останавливается транспорт с белыми туристами, и мы сразу стали предметом всеобщего внимания. Подошел сельский староста и поздоровался со всеми нами по местному обычаю: похлопав в ладоши перед лицом каждого. Он и в дальнейшем хлопал в ладоши, когда ему нравились наши слова. Интересно, где все-таки родились аплодисменты?

Староста произнес длинную речь в нашу честь и преподнес Брендону тыкву в подарок. Тот почесал затылок и полез в свой рундук. Оказывается, в этих местах есть традиция преподносить подарки-сегати. Это не просто подарок, а подарок, подразумевающий ответный жест. Причем, даря какую-нибудь всячину, даритель ожидает от вас что-то такое, что многократно превышает по стоимости его подношение. В случае разочарования на вас могут смертельно обидеться и даже отказаться от выгодной торговли, себе в убыток. Выбравшись из кабины, наш лидер протянул старосте свою бензиновую зажигалку.

Старик остался недвижим, с вежливой улыбкой глядя на Брендона. Пришлось добавить к подарку электрический фонарик, и лишь тогда староста захлопал в ладоши и принял подношение.

Мы сказали ему, что хотели бы поговорить с деревенским оборотнем. Но нам не повезло. По словам старика, тот обратился в леопарда три дня назад и убежал в буш, чтобы убедить своих братьев по крови не нападать на местных крестьян. Жена носит ему еду в условленное место, но никто не знает, где оно.

Правда, беда пришла в деревню откуда не ждали: вчера крокодил утащил в реку женщину с ребенком. Она стирала белье, стоя в воде, а малыш, по обыкновению, спал за спиной, подвязанный платком.

Разъяренный муж привязал на крепкой веревке железный крюк и, насадив на него живую собаку, забросил приманку в воду. Отчаянные визги животного продолжались недолго: крокодил схватил собаку и накололся на крюк. После отчаянной борьбы мужчины деревни убили людоеда топорами и, разрубив на части, побросали в реку на съедение сородичам.

Мы прошли через деревню, по направлению к месту трагедии. Траура ни в чем не ощущалось. Между хижинами бродили какие-то длиннорылые, похожие на собак свиньи, которых хозяева почему-то называли собственными именами, причем те живо откликались.

У реки спокойно стоял местный рыбак и ловил удочкой, насаживая на крючок недозрелые зерна кукурузы. Забросив наживку, он несколько раз стучал удилищем по поверхности воды. Так здесь принято привлекать к удочке внимание рыбы. Представьте себе, клев был удачным, и в ведерке рыбака плескалось несколько местных «плотвичек». О недавней трагедии на берегу уже ничего не напоминало, а мне почему-то более всего было жалко невинного песика.

Однако его судьба все равно была бы предрешена. Местные жители очень любят свинину, но деликатесом считают мясо собаки. Тут наши с ними вкусы кардинально расходятся. Даже в те времена, когда я ел мясо, свинина никогда мне не нравилась, потому что генетическая информация тупого животного на молекулярном уровне наверняка внедряется в организм поедающего ее человека. А вот мясо собаки мне невольно пришлось попробовать, при довольно необычных обстоятельствах.

Дело было в тундре Охотского полуострова. Наша студенческая бригада в очередной год строила школу в небольшом рыболовецком поселке Центральный. Накануне того злополучного дня все побережье праздновало главный праздник для тех мест — День рыбака. Надо ли говорить, что наша бригада не ударила лицом в грязь, и во всеобщем застолье было выпито немало 56-градусной водки «Туча», под десятилитровый таз красной икры.

Когда хмурым утром следующего, так же не рабочего, дня я смог оторвать голову от подушки, кроме меня в общежитии не было никого, кроме однокашника — Вади Мельникова. Все живое население поселка, вместе с вербованными и студентами составлявшее около пятидесяти человек, уехало на грузовиках продолжать гулянку на речку Американ, протекающую где-то в ягодниках тундры. Нас двоих оставили, как нетранспортабельных, без выпивки и еды.

Мы не знали, где находится эта речка и как далеко от нее до поселка, но сидеть на месте — тоже не могли и двинулись по пустынному берегу Охотского моря куда глаза глядят.

Пройдя по гальке около десяти километров, мы вышли к устью небольшой речушки и вдруг заметили костер на ее берегу. 6 нескольких десятках метров от нас, у скудного прибрежного кустарника, расположилась на отдых бригада корейских рыбаков. По межгосударственному договору немало таких артелей добывало лосося в наших водах. Корейцы что-то варили в котле и собирались тоже отмечать общий праздник. Поняв друг друга без лишних слов, мы сели на берегу, в зоне видимости корейцев, и стали ждать. Через некоторое время рыбаки стали выпивать и закусывать, а мы — давить голодные спазмы, возникавшие от ароматов их пищи. Мы терпеливо ждали и не ошиблись в своей стратегии: поев и раздобрев, корейцы вскоре пригласили нас к своей компании.