Фердинанд Врангель - Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю

Значительно усилилась внеэкономическая и торговая эксплоатация населения. Ясак выколачивался нещадно: Бутурлин сообщал, как за недоимки местные власти продавали последнее имущество юкагиров. Охотники были закабалены наследственными долгами, переходившими из поколения в поколение. К тяжелой внешней эксплоатации присоединялась еще внутренняя — со стороны выросших в туземной среде «кулаков» — торговых посредников.

В приморских районах крайнего северо-востока процветало американское нелегальное хищничество: промысел морских зверей в территориальных водах, разработка ископаемых богатств, контрабандная торговля спиртом. Американцы заливали ромом и спиртом Чукотку, вывозя оттуда пушнину, китовый ус, моржовый клык, живых оленей и собак.

Физическое состояние населения было, естественно, очень неблагоприятно. Помимо различных заболеваний, связанных с суровыми условиями промыслов и антигигиеническим бытом (ревматических, легочных, глазных, накожных и пр.), оно страдало часто от массовых эпидемий (оспы, кори и пр.). [216] Здесь надо отметить попутно часто встречающееся в дореволюционной литературе, в том числе и в «Путешествии» (134, 218), ошибочное мнение о распространенности у северных народностей венерических болезней. Предпринятые в советскую эпоху медико-санитарные исследования опровергли это предположение. В действительности венерические заболевания встречались лишь в местах соприкосновения туземцев с моряками, преимущественно теми же американцами.

Такова в общих чертах печальная картина заброшенного населения Колымы, веками остававшегося на чрезвычайно низком культурном уровне.

Действительно сильным прогрессивным фактором в жизни северных народностей было культурное влияние русского старожильческого населения, неоднократно подчеркнутое еще Врангелем и Матюшкиным (180, 218–219, 229 и др.). Благодаря этому влиянию в быт северных народностей проникали совершенно новые формы культуры. От русских народы Севера восприняли зачатки земледелия и домашнего скотоводства, получили от них новые средства труда, домашний инвентарь, узнали новое жилище (рубленую избу русского типа), пищу, одежду. Общение, иногда очень близкое, с русскими способствовало смягчению нравов, распространению русской речи, некоторых культурных навыков в быту. Влияние это было, однако, очень ограниченным — распространялось только на непосредственно соприкасавшиеся с русскими старожилами, преимущественно оседлые группы чуванцев, юкагиров, ламутов. Широкие неограниченные возможности такого влияния открыла только Великая Октябрьская социалистическая революция, навсегда освободившая малые народы Севера от колониального рабства, нищеты и невежества.

«Живой музей» чрезвычайно отсталых народов крайнего северо-востока явился исключительно благодарным поприщем для советской этнографической науки, обогатившейся совершенно новой методологией и тематикой исследований, поставившей себе и иные задачи.

Советские ученые оценили в полной мере громадный теоретический интерес, который представляли народы Севера для разрешения важнейших вопросов истории человеческого общества и развития его культуры. Они сделали предметом своих исследований весь жизненный комплекс народов Севера — все явления материальной, социальной и духовной культуры: производство и хозяйство, домашний быт, экономические связи и уклады хозяйства, социальную структуру и общественные отношения, нормы обычного права, религиозные представления, фольклор, прикладное искусство.

Говоря об исследованиях автохтонного населения крайнего северо-востока, нельзя ограничиться освещением деятельности только специалистов-этнографов. Большой вклад сделан в этом отношении научными работниками самых разнообразных специальностей, участвовавшими в различных исследованиях этого края, преимущественно его производительных сил (биологами-ихтиологами, зоологами, охотоведами, зоотехниками, геологами, географами, экономистами), руководящими партийными и советскими работниками. Нужно также сказать предварительно о громадном значении для изучения этого населения состоявшейся в 1926–1927 гг. переписи Крайнего Севера СССР. Единственная в мировой практике перепись эта дала впервые науке богатейший материал по демографии, технике и экономике народов Севера, торговым их связям и пр. [87].

Наиболее крупный вклад сделан советскими исследователями в этнографию чукчей и коряков, наименее изученных в прошлом, несмотря на наличие упомянутых выше трудов Богораза [33] и Иохельсона [55]. [217] Нижеследующий краткий обзор работ, относящихся к народам крайнего северо-востока, не носит, само собою разумеется, исчерпывающего характера. Приведены лишь главные, наиболее существенные труды или малоизвестные сообщения о новых этнографических фактах. Без ссылок на список литературы, за редким исключением, приводятся фамилии авторов неопубликованных работ.

По этнографии чукчей, в частности, заслуживают внимание работы И. В. Друри [39, 39а] и П. Н. Орловского [80, 81] об оленеводстве и Г. П. Нечипоренко [71] и М. П. Розанова [88] о промыслах моржа, этих основных источниках существования населения. Сведения общего, преимущественно экономического характера дают работы С. М. Беликова [14, 15], А. И. Караева [60], А. Б. Марголина [69], Я. Ф. Самарина [89]. Обширный, чрезвычайно ценный и разнообразный материал содержат работы организаторов первых органов советской власти на Чукотке П. Иванова [50] и А. М. Михалева, крупного исследователя северных народностей и деятеля бывшего Комитета Севера П. Е. Терлецкого [99], учителя на Чукотке, впоследствии аспиранта Института этнографии Академии Наук Н. Б. Шнакенбурга. Совершенно неисследованным ранее чаунским и вилюнейским чукчам посвящены работы И. С. Архинчеева, Е. Иоффе, Я. Ф. Самарина. Особенно большой интерес представляет выдающееся исследование покойного И. С. Архинчеева [10], крупного деятеля в области национального строительства, о чукчах-оленеводах Чаунского района. Работа эта впервые проливает свет на весьма сложные и невыясненные общественные формы у кочевых чукчей.

Сведения о материальной культуре коряков сообщают работы H. H. Билибина [25], Е. П. Орловой [77] и H. H. Беретти [17], во многом дополняющие монографию Иохельсона [55], об оленеводстве труды Е. И. Горбунова [38], В. М. Крылова [65, 66], В. Соломоника [96]. Сравнительно много работ посвящено также малоизученным социальным отношениям. К. Бауэрман впервые собрал материал об отцовском роде у коряков [13], ему же принадлежит статья о происхождении этой народности [12]. П. И. Борисковский занимался вопросом о пережитках родовых отношений [34], Н. Н. Билибин опубликовал исследование о формах обмена [21] и много материалов о производственных отношениях [18, 19, 20, 21, 22, 23, 24]. Страдающие методологическими ошибками работы Билибина исправляются и дополняются в известной мере трудами Аполлова, относящимися к оседлым корякам. Н. Б. Шнакенбург оставил ценное сообщение об очень мало известной в прошлом группе коряков, известной под названием кэрэки [102]. Большое и разнообразное наследие оставил лучший знаток этой народности С. Н. Стебницкий; опубликована была в свое время лишь незначительная часть его работ [97, 97а, 976, 98]. Эскимосам (азиатским) посвящены работы В. Ф. Власовой [36], A. М. Золотарева [48, 49], М. О. Кнопфмиллер [64], А. И. Минеева [70], Е. П. Орловой [76], К. Сергеевой [93, 94] и Н. Б. Шнакенбурга.