Фердинанд Врангель - Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю

Когда приехали мы в Плотбище, все собранное там народонаселение находилось еще в мучительном ожидании, и от всякого проезжающего спрашивали сведений о ходе оленей. Наконец, разнесся слух, что первые многочисленные табуны оленьи показывались в долине, к северу от Анюя. Мгновенно все, кто только мог управлять веслом, бросились в лодки н спешили укрыться в изгибах и обрывах высоких берегов, где промышленники обыкновенно поджидают свою добычу.

Переходы оленей достойны замечания. В счастливые годы число их простирается до многих тысяч, и нередко занимают они пространство от 50 до 100 верст. Хотя олени, как мне казалось, всегда холят особыми табунами по 200 и по 300 голов каждый, но такие отделения следуют столь близко одно от другого, что составляют одно огромное стадо. Дорога оленей почти всегда одна и та же, т. е. между верховьями Сухого Анюя и Плотбищем. Для переправы обыкновенно спускаются олени к реке по руслу высохшего или маловодного протока, выбирая место, где противолежащий берег отлог. Сначала весь табун стесняется в одну густую толпу, и передовой олень, с немногими сильнейшими товарищами, выходит несколько шагов вперед, поднимая высоко голову и осматривая окрестность. Уверившись в безопасности, передние скачут в воду; за ними кидается весь табун, и в несколько минут вся поверхность реки покрывается плывущими оленями. Тогда бросаются на них охотники, скрывавшиеся на своих лодках за камнями и кустарниками, обыкновенно под ветром от оленей, окружают их и стараются удержать. Между тем двое или трое опытнейших промышленников, вооруженные длинными копьями и поколюгами, врываются в табун и колют с невероятной скоростью плывущих оленей. Обыкновенно одного удара довольно для умерщвления животного или нанесения ему столь тяжелой раны, что оно может доплыть только до противоположного берега.

Поколка оленей сопряжена для охотников с большой опасностью. Маленькая лодка их ежеминутно подвергается опасности разбиться или опрокинуться среди густой, беспорядочной толпы оленей, всячески защищающихся от преследователей. Самцы кусаются, бодаются и лягаются, а самки обыкновенно стараются вскочить передними ногами в лодку, чтобы потопить или опрокинуть ее. Если им удастся опрокинуть лодку, погибель охотника почти неизбежна. Он может спастись только ухватившись за сильного не раненного оленя и выбравшись с ним вместе на берег. Впрочем, несчастия при охоте случаются редко, ибо промышленники обладают непонятной ловкостью в управлении лодкой, удерживая ее в равновесии и притом отражая усилия животных. Хороший, опытный охотник, менее нежели в полчаса убивает до ста и более оленей. Когда табун весьма многочислен и придет в беспорядок, поколка удобнее и безопаснее. Другие охотники хватают убитых (уснувших) оленей, привязывают их ремнями к лодкам, и каждый промышленник получает то, чем успеет завладеть.

Можно подумать, что таким образом всю добычу расхватывают другие, а собственно охотники не получают себе никакого вознаграждения за труды, сопряженные с опасностью жизни. Но здесь существует свято соблюдаемый закон, что только совершенно убитые олени составляют общую собственность, а раненые, доплывшие до другого берега и там падающие, принадлежат промышленникам, которые их кололи. Среди тесной толпы устрашенных и разъяренных оленей, в то время когда все физические и нравственные силы человека должны быть обращены на сохранение собственной жизни, некоторые из промышленников соблюдают столько присутствия духа и хладнокровия, что могут соразмерять силу своих ударов и убивают только маленьких оленей, а большим наносят только раны, так что они достигают берега и издыхают уже на берегу. Впрочем, такие промышленники слывут в народе худыми людьми; тем не менее, однакож, употребляются и уважаются по недостатку опытных охотников.

Оленья охота в воде представляет нечто необыкновенное. Шум нескольких сот плывущих оленей, болезненное харканье раненых и издыхающих, глухой стук сталкивающихся рогов, обрызганные кровью покольщики, прорезывающие с невероятной быстротой густые ряды животных, крики и восклицания других охотников, старающихся удержать табун, обагренная кровью поверхность реки — все вместе составляет картину, которую трудно себе вообразить.

По окончании охоты и раздела добычи убитые олени тотчас опускаются в воду, потому что на воздухе они через несколько часов портятся и начинают гнить, а, напротив, в холодной текучей воде безвредно сохраняются несколько дней, пока хозяева успеют выпотрошить и приготовить их для сохранения. Оленье мясо обыкновенно сушат на воздухе, коптят или при ранних холодах замораживают. Здешние русские иногда также солят лучшие части. Особым лакомством почитаются копченые оленьи языки: их тщательно сберегают и подают на стол только при торжественных случаях.

Мы провели, в Плотбище две недели, и по совершенном окончании счастливой оленьей охоты отправились 13 августа поутру далее. К ночи прибыли мы в Аргуново, где застали несколько юкагирских хемейств; они встретили здесь также довольно, большой табун оленей и получили богатую добычу.

В 20 верстах отсюда впадает с правой стороны в Анюй река Погиндека, равная ему шириной и объемом воды. В течении своем Погиндена не столь глубока, но быстра и образует множество порогов и водопадов, отчего и оленьи табуны не посещают ее, и потому, несмотря на выгодное положение, берега Погиндены остаются необитаемы. Зимой замерзшая река составляет удобную гладкую дорогу к верховьям Березовой и Баранихи, куда здешние юкагиры ездят на промысел диких баранов.

У Аргунова берега Анюя становятся разнообразнее и красивее. Вместо крутых, черных скал, изредка прорезанных ручейками, видите здесь отлогие прибрежья, образующие большие излучины, и самая река усеяна островками, покрытыми купами высоких дерев. Все составляет приятную и живописную картину; она оживлялась еще при нас стадами оленей, отделившимися от своих товарищей и догонявшими их небольшими табунами. Течение здесь весьма быстро, и нам можно было подвигаться медленно и с большой осторожностью.

Августа 16-го ночевали мы в глубоком овраге между двумя скалистыми горами Пендиной и Огородом. Вторая получила свое название от того, что подле нее находится обнесенное забором место, куда туземцы разными средствами стараются загонять небольшие табуны диких оленей и там без труда колют их.

Вечер был ясный. Желая взять несколько пеленгов, пошел я на одну из гор, но с половины высоты увидел, что весь горизонт заставлен цепями островершинных черных утесов и сопок, делавших невозможным исполнение моего намерения. Надобно было возвратиться к товарищам, и после нескольких часов отдыха, с рассветом, отправились мы далее. Вскоре мы увидели цель нашего путешествия — скалу Обром с ее увенчанной облаками вершиной, и, проехав опустелый Островенский острог, прибыли в Обромское летовье, лежащее в 250 верстах от Нижне-Колымска, на левом берегу реки, прямо против упомянутой скалы. Мы нашли здесь только голодавших старух и детей; мужчины и женщины посильнее пошли к верховьям реки, навстречу оленям, которые здесь еще не показывались.