Борис Стрельников - Америка справа и слева

Дорогой сэр!

Прежде всего, мы имеем честь поздравить Вас с тем, что Вы обладаете такой прекрасной во всех отношениях машиной. Вы, конечно, уже убедились, сколь она хороша, послушна, изящна и т. д. Вы, разумеется, уже поняли, что продукция нашей фирмы на голову выше изделий всех прочих автомобильных фирм и т. д. Надеемся, что Вы и в дальнейшем будете покупать только наши прекрасные машины и т. д.

К сожалению, мы считаем своим долгом обратить Ваше внимание на маленькие дефекты в этом поистине замечательном автомобиле. Дело в том, что отработанные газы могут проникать в машину. Вы можете их не почувствовать и неожиданно (надеемся, этого никогда ее случится!) потерять сознание и даже (поверьте, нам тяжело об этом писать) умереть. Кроме того, на большой скорости может произойти досадная поломка в карбюраторе, и тогда Вам не удастся сбросить газ (мы молим бога, чтобы он этого не допустил) и остановить машину. Если же это произойдет, мы рекомендуем Вам переключить скорость, легонько нажать на тормозную педаль и т. д. Просим Вас как можно скорее привести Вашу прекрасную машину в одну из наших фирменных мастерских, где опытные механики бесплатно устранят перечисленные дефекты.

Вашингтонец был потрясен. В голове прыгала и вертелась строка из пушкинской «Песни о вещем Олеге»: «И примешь ты смерть от коня своего…»

И тогда Вашингтонец вспомнил, что где-то в вихре газетной информации он уже встречал сообщения о несчастных случаях с автомобилями «Дженерал моторс». Порывшись в досье, он нашел телеграмму агентства Юнайтед Пресс Интернэшнл, которая начиналась так:

«Детройт, 26 февраля 1969 г. Корпорация «Дженерал моторс» объявила сегодня, что она намерена временно изъять из продажи, а также подвергнуть проверке уже проданные машины в количестве 4 миллионов 900 тысяч штук. В это число входят 2 миллиона 400 тысяч машин типа «Шевроле» выпуска 1965–1968 годов».

Вашингтонец пошел к соседу по дому, у которого тоже была машина «Шевроле». Сосед, уже пожилой американец, был настроен философски. Смешивая для гостя виски с содовой водой, он говорил:

— Мой друг! Вам никогда не понять, что такое для американца автомашина. Я научился ее водить в том возрасте, когда еще нетвердо знал, сколько будет дважды два. Вся моя жизнь связана с автомобилем. Вы помните, где вы впервые поцеловали девушку? Я тоже помню: как и девяносто девять процентов американцев, — в машине. Это был «Форд» голубого цвета с четырьмя цилиндрами. Я не знаю свадебных обычаев других народов, но мы, американцы, прямо со ступенек церкви, где нас обвенчали, садимся в машину, от крыши до колес испещренную надписями: «Только что поженившиеся», «1 + 1 = 3», «Твои друзья всегда готовы прийти тебе на помощь» и прочей шутливой чепухой. Сзади к машине привязана связка консервных банок. Включив фары, мы с грохотом и воем клаксонов мчимся домой, сопровождаемые вереницей гудящих автомобилей родственников и друзей. А когда много лет спустя я приехал в родной городишко навестить мать, соседи выглядывали из окон и смотрели, прежде всего, не на меня, а на мой автомобиль, чтобы понять, что я теперь за птица и как у меня идут дела. И в свой последний путь на кладбище я поеду в машине, только не в своей собственной, а в похоронном «кадиллаке» черного цвета с шофером-негром в белых перчатках. И снова будет идти за мною вереница машин с включенными фарами, только уже не будет ни рева клаксонов, ни шутливых надписей… А письмо из «Дженерал моторс» я тоже получил, — кивнул головой сосед в в сторону письменного стола. — Полтора года ждали, сукины дети, что я задохнусь в их прекрасной машине!

… Рассуждая, таким образом, об удивительной судьбе, которую человек уготовил автомобилю, а автомобиль человеку, мы весело катили по землям штата Пенсильвания. И вдруг чуть ли не в самое ветровое стекло нашей машины ткнулась испуганная лошадиная морда. «Акулина» шарахнулась в сторону и остановилась у обочины. Мы выскочили на дорогу. Мимо нас промчался фаэтон, громыхая железными ободьями, натянутыми на два деревянных колеса. Пожилой человек с густой, окладистой бородой, но без усов, перебирая в руках вожжи и цокая языком, отчаянно погонял рыжую, в белых пятнах кобылу. На кучере была широкополая пасторская шляпа, черные брюки и такой же черный жилет, надетый поверх голубой рубахи. Рядом с ним сидела женщина в черном домотканом сарафане. На коленях она держала девочку, укутанную в черный платок.

Мы долго смотрели вслед этому странному экипажу. Вдруг мы заметили, что на пустынную дорогу выезжает карета, которую тащила пара гнедых. — Что же такое кругом творится! — воскликнул Москвич. — В трех часах езды от столицы самой автомобильной державы мира уже ездят на каких-то саврасках! Куда же девались «форды», «плимуты», «доджи», «кадиллаки» и «линкольны»?

— Наблюдательный глаз должен обнаружить немало и других любопытных явлений, — ответил Вашингтонец. — Обрати внимание: вокруг нет никаких проводов — ни электрических, ни телефонных. А видишь, вон там, на косогоре мужик идет за лошадкой и ковыряет землю плугом, который в иных местах можно увидеть лишь в музее.

Москвич тревожно оглянулся на «Акулину», опасаясь, что и она под воздействием неведомых нам законов уже превратилась в допотопный шарабан с двигателем в одну лошадиную силу. Но «Акулина» стояла на месте, сияя великолепными штампованными боками и мерно дыша всеми восемью цилиндрами. Она показалась Москвичу уэллсовской машиной времени, примчавшей нас из века лазера в давно минувший мануфактурный век.

— Американской цивилизацией здесь и не пахнет, — промолвил Москвич. — Мне кажется, что мы очутились где-то в средневековой Европе.

— Если говорить точнее, в средневековой Голландии, — поправил его Вашингтонец. — Предки этих крестьян, разъезжающих в фаэтонах, бежали сюда из Голландии в начале восемнадцатого века, спасаясь от религиозных преследований. Американцы называют их «голландскими немцами». Сами себя они зовут «простыми людьми», или эмишами. Я уже как-то раз проезжал по этим местам и запасся кое-какими справочными материалами.

Вашингтонец полез в машину, достал из портфеля свой старый блокнот и прочитал:

«Эмиши живут общиной, полностью сохраняя быт своих предков. Отвергают современную цивилизацию, которая, по их мнению, несет закабаление, превращает человека в раба денег и вещей. Они не летают самолетами, не имеют автомобилей и вообще не удаляются от своего дома далее чем на сто миль. Передвигаются в повозках или каретах, которые, кстати говоря, послужили образцом для кузова самой первой автомашины Форда. Эмиши не смотрят телевизор, не слушают радио, не ходят в кино, не пользуются телефоном. Они убежденные пацифисты. Еще их предки брили усы, чтобы не походить на офицеров. Современные эмиши следуют этой традиции. По этой же причине эмиши не пользуются пуговицами, полагая, что они придают одежде сходство с военными мундирами. Их девиз: «Земля никогда не предаст тебя, если ты отдаешь ей свою любовь. Земля никогда не сделает тебя несчастным, если ты любишь ее».