Йоханн Висс - Швейцарский Робинзон

Естественно, не все шло гладко, как задумывалось. Животные иногда испражнялись прямо здесь на гумне; все они были не прочь полакомиться обмолоченными зернами. Мальчики смотрели на меня с хитрецой и спрашивали: «Отец, это тоже по-итальянски?» А матушка язвительно замечала: «Да, да такой способ кормления животных нельзя назвать экономичным. Он, конечно, прост, но существенно уменьшает запасы зерна».

Я как мог отговаривался, придумывал объяснения типа: «В здешнем климате нечистоты животных превращаются мгновенно в пыль. Воровство животных нужно прощать, об этом даже говорится в Священном Писании. При таком богатом урожае, — заключил я, — не следует проявлять скупость, лишняя пригоршня хорошего корма удвоит силы наших помощников».

После того как зерно было хорошо вылущено, мы приступили к его очистке. Обмолоченные, а точнее сказать вытоптанные, колосья и зерна вместе с мякиной сгребли в кучки и потом стали лопатами высоко подбрасывать, чтобы мусор и мякину вместе с пылью и отходами животных относило в сторону, а тяжелые зерна падали вниз. Естественно, во время этой работы неприятно щекотало в носу, забивало рот. Ребята сменялись поочередно.

Наши пернатые тоже проявили интерес к этой работе. С гоготаньем и кудахтаньем они прибежали на открытое гумно и начали с большим прилежанием склевывать зерно. Матушка не выдержала и хотела пресечь тем или иным путем безобразное поведение птицы. Ребята стали прогонять их, иногда уж чересчур воинственно. Тогда я вмешался и сказал: «Оставьте птицу в покое. Пусть клюют, бедняги! За наше добро они отплатят нам позже тоже добром! Жаркое получится отличное!»

Мое заступничество возымело воздействие. Только самых прожорливых мы отгоняли прутиками. Приличие следует соблюдать всегда и везде.

Наконец мы перемерили весь наш урожай и определили, что он, вопреки всем потерям в поле и на гумне, все-таки получился в шестьдесят или даже в восемьдесят раз больше. Мы поставили на хранение в нашу кладовую около ста мер пшеницы и около двухсот мер ячменя.

Кукуруза требовала иного способа обработки. Мы сломали ее большие початки прямо на поле, очистили их, а потом рассыпали на гумне для просушки. После просушки початки стали хрупкими, стоило хорошенько поколотить их длинными хлыстами — и зерна вылетели. Удивительно, но из одного посаженного кукурузного зерна мы получили восемьдесят зерен. Из этого следовал вывод, что кукуруза более всего подходит к здешним климатическим и почвенным условиям.

Но для получения второго урожая надо было немедленно приступать к новой обработке пашни. Мы собрали выхолощенную солому в кучи, нашли колья и сложили вокруг них остроконечные копны и скармливали постепенно скоту. Кукурузные стебли без початков свезли домой, они годились на отопление. Кукурузными листьями набили спальные мешки, в которых ранее была солома; листья оказались очень эластичными и не ломались, в отличие от обычной соломы. Наконец, сожженные кукурузные стебли дали много золы, содержащей накопленные растением соли, и матушка хранила ее для предстоящих стирок.

После обработки поля я решил сменить сельскохозяйственные культуры и выбрал для посева на этот раз рожь, овес и пшеницу-однозернянку. Все они дали урожай до наступления сезона дождей.

Едва закончились важные полевые работы, как начался ход сельди, на который мы не хотели особенно отвлекаться, потому что съестных припасов было вдоволь — и для нас самих, и для наших животных. Поэтому засолили только одну бочку сельди, а другую заполнили копченой селедкой. А еще наполнили ею все садки, чтобы полакомиться свежей рыбкой.

Не было пропущено и время появления тюленей. Оно началось сразу же за ходом сельди. Пришлось снова заняться каяком и полностью завершить его оформление. Под палубой мы приделали водонепроницаемый ящичек, который можно было снимать и оставлять дома. Он предназначался для хранения парочки пистолетов, кое-каких боеприпасов, продуктов питания, а также пузыря с пресной водой. Еще я изготовил два гарпуна, привязал к ним по надутому тюленьему пузырю и на ремнях подвесил на бортах лодки.

Перед выходом на каяке в море Фриц должен был пройти последнее испытание на суше. На генеральной репетиции с переодеванием каждый хотел помочь ему, чтобы рыцарь на водном коне выглядел красивым. Кто-то поправлял штаны из тюленьих кишок для гребца, и знаменитую накидку, и гренландский водостойкий чепец из толстого тюленьего пузыря, кто-то подавал двухлопастное весло и гарпун. Потрясая в воздухе гарпуном, Фриц изображал бога Нептуна с трезубцем и грозил всем чудищам моря знаменитыми словами поэта Вергилия: «Quos ego!» [69] «Я вас!» — выражение из эпической поэмы «Энеида» великого римского поэта Публия Вергилия Марона (70–19 гг. до н. э.). Эти слова заключают фразу, в которой бог Нептун грозит ветрам, поднявшим на море бурю.

Потом он втиснулся в стоящую наготове лодку, вложил слева и справа от себя гарпуны в их ремни, закрепил верх своей накидки в насечке сиденья и надул себя, точно гигантскую лягушку. Эрнст и Жак потянули каяк вперед за веревку, а Франц изо всех силенок толкал его сзади. И лодка, будучи на колесиках, двинулась по твердому грунту берега к воде. Зазвучали звуки триумфального марша, исполнявшегося на ракушках. Мои ребята страшно фальшивили. Мы смеялись от души, смеялись по поводу того, как комично выглядел Фриц — будто морской идол в кожаном футляре. Даже матушка улыбалась, хотя и с беспокойством. Я понял ее тревогу. Сам я не волновался. Фриц хорошо греб, был ловким и сильным, на него можно было положиться в трудной ситуации. Но для успокоения матушки я привел в состояние готовности нашу лодку, чтобы, если понадобится, немедленно выйти в море.

Каяк довели по отлогому берегу к воде и с криками «ура!» столкнули в воду. Лодка легко соскользнула со стапеля и своим ходом поплыла по спокойной воде бухты, потом остановилась, покачиваясь на зеленоватом зеркале морских вод. Фриц совершенно серьезно взял весло и начал грести на гренландский манер, выделывая разные трюки и пируэты. То несся стрелой вдаль, то резко поворачивал вправо, влево и снова влево, потом двигался кругами, и опять вправо, и опять назад. Вдруг он отклонился в сторону всем телом. Казалось, лодка вот-вот перевернется. Матушка испуганно вскрикнула, но Фриц ловко ударил веслом, принял вертикальное положение и спокойно направил лодку вперед.

Мы радостно аплодировали гребцу, поощряя его к новым и смелым попыткам. Вот он решился войти в течение Шакальего ручья, вот лодку понесло почему-то со страшной быстротой в открытое море.

Мне это не понравилось. Я сел в нашу готовую к отплытию лодку, разрешил Эрнсту и Жаку тоже подняться на борт, и мы пустились догонять каяк Фрица. Однако Фрица видно не было, пришлось выйти из бухты в открытое море, чтобы лучше осмотреться. Мы неслись по воде, словно морские чайки, и довольно быстро подошли к рифу, на который в свое время наскочил наш корабль. Течение должно было вынести Фрица именно сюда.