Мишель Пессель - Путешествия в Мустанг и Бутан

В наших странах уголовный кодекс, как правило, отделен от кодекса морального; в стране Ло они составляют единое целое. Здесь человек является либо высоконравственной личностью, чтящей законы, либо бандитом вне закона (по-нашему, «гангстером»). Кстати, о таковых я слышал мало.

Время в Царанге летело быстро, я был готов задержаться в Мустанге еще, но на нас начали сказываться последствия тягот пути. Высота, скудная пища, холод, колоссальное физическое напряжение давали себя знать. Калай занемог. Что касается Таши, то он превратился в заправского этнографа. Ему случалось в одиночку отправиться в какое-нибудь селение с записной книжкой, куда он вносил каллиграфическим почерком свои наблюдения. Но в последнее время он заскучал. Я тоже чувствовал, что силы мои на исходе; разрешение на пребывание в Мустанге, кстати, тоже подходило к концу, а нам надо было еще обследовать ряд мест.

Пора было покидать Царанг. Температура воздуха повышалась, днем солнце уже сильно нагревало крышу. На окрестных горах началось таяние снегов, а это означало скорый разлив рек.

Стало ясно, что, если мы хотим попасть на восточный берег Кали-Гандака и обследовать юго-восточный район страны, надо выступать сегодня: в Мустанге не было мостов через Кали-Гандак.

Хозяин всеми силами пытался меня удержать: ему явно не хотелось возвращаться к обету одиночества. Он сказал, что хочет дать мне новое имя, с тем чтобы, согласно тибетскому обычаю, «наша дружба стала вечной».

Но мы очень торопились. Накануне отъезда лама взял с нас обещание вернуться и подарил мне дивного щенка. Это был тибетский терьер серо-белой масти — чистопородный апсо, похожий на мохнатый шарик. Его специально привезли из монастыря Ло-Гекар, за 60 километров от Царанга. Подарок необычайно обрадовал меня, тем более что щенки апсо — большая редкость. Те, что выводятся в Великобритании, стоят очень дорого и крупнее чистокровных тибетских. Я поблагодарил ламу и попросил его оставить щенка (которому я дал имя Том) до нашего возвращения у себя. Настоятель отрядил с нами одного носильщика.

Путешествие по районам Дри и Тангья прошло не так просто, как я надеялся. Эрозия избороздила эти места глубокими каньонами, приходилось карабкаться по кручам, а кое-где просто ползти на четвереньках. Когда мы спрашивали дорогу, встречные путники качали головой: неужели мы не боимся разливов?

Я и в самом деле их боялся. На крайний случай был разработан запасной вариант возвращения в Катманду через западный хребет и необитаемое плоскогорье к Муктинатху и далее в обход Аннапурны. Но этот путь крайне опасен, и, случись что, помощи ждать неоткуда…

Шесть суток продлилось путешествие. Калай почти не мог идти, Таши не ворочал языком. И не мудрено: нам пришлось преодолевать разлившиеся реки и пройти три перевала на высоте 4500 метров каждый.

Мы спустились в ущелье Кали-Гандака под стенами Царанга и прошли вдоль его русла до самого узкого места. Там нас начала преследовать адская жара. Стены ущелья полыхали, словно печь, напиться из реки было нельзя, до того грязная шла вода. Полдня мы брели, умирая от жажды, сняв с себя всю одежду. Наконец начали карабкаться наверх. Тут я чуть не погиб, вызвав камнепад.

Тяготы первого дня пути были компенсированы, правда, удивительной панорамой Тангья — самой южной деревни Мустанга. Расположенные на высоте 3300 метров крохотные поля были покрыты зелено-золотым ковром созревшего овса. Чистенькие домики, слепившиеся боками, составляли вкупе крепость. А над ними высилась обрывистая стена, в которой ветер вырезал высоченные колонны, напоминавшие трубы органа.

Здесь я увидел самый большой чортен страны Ло: в нем было не меньше 15 метров в высоту, а вокруг располагались 30 чортенов поменьше. Все были выкрашены глиной и охрой в ярчайшие цвета: красный, белый, серый. Жители явно гордились своими чортенами, и мне раз двадцать пришлось подтверждать, что я не видел более высоких и красивых сооружений во всем Мустанге.

После обеда я составил план деревни, поговорил с некоторыми жителями, главным образом со стариками, пытаясь выяснить, чем занимаются крестьяне и какие повинности исполняют.

Наутро мы отправились на поиски деревни Те. Нам показали тропу, которая вскоре стала неразличимой среди камней. Солнце внизу жгло так же немилосердно. Весь день пришлось карабкаться в гору, потом идти по гребню черной, как уголь, горы с вкраплениями белых кристаллов. Мы теряли из виду друг друга, а один раз заблудились. По счастью, встреченный отряд кхампа вывел нас в нужную сторону.

В этом месте был оползень. За год до нашего прибытия огромный склон сполз в. ущелье. Земля была похожа здесь на ледник: изрыта глубокими трещинами, повсюду торчали обломки скал. Опустившийся слой земли был не менее 15 метров толщиной. Мы мучительно прокладывали путь через этот кошмар.

Деревня Те, расположенная вдали от води, лепилась вокруг развалин монастыря. Поля представляли собой террасы довольно правильной формы. Сил осматривать достопримечательности не было. Мы разбили лагерь и свалились как подкошенные в палатке.

Утром я как следует обошел деревню. Поля упирались в глубокую пропасть, на дне которой лежало бирюзовое озеро; оно явно образовалось в результате оползня, когда обломки засыпали часть ущелья, перегородив плотиной хилый ручеек.

На противоположной стороне в отвесном склоне пропасти я заметил множество черных отверстий. Что бы это могло быть? Оказалось, пещеры, отрытые человеком. Но как попадали туда люди? Загадка.

Уже в массиве Аннапурны, возле Тукучи, я видел эти жилища, которые лоба называют «домами в склонах». Кое-где удалось в них заглянуть: внутренняя часть явно носила следы пребывания человека. Кто мог жить там? И когда? Загадка сильно бередила воображение, но никто не смог ответить на мои вопросы. Одни говорили, что это жилища орлов; другие — что в стародавние времена там жили монахи.

К сожалению, на пещеры Кали-Гандака можно было только облизываться — без сложного альпинистского снаряжения и солидной группы нечего и думать добраться туда. Добавлю, что эта загадка не дает мне покоя и по сей день.

Мы двинулись назад в обход оползня. С превеликими трудностями спустились по диагонали на дно ущелья, и тут я едва не заплакал от отчаяния: за ночь ручей успел растечься, залив тропу! О том, чтобы подниматься вновь, было страшно подумать. Ничего не оставалось, как пытаться шагать прямо по руслу потока.

Ежась от холодной воды, мы осторожно ступили на осклизлые камни. Временами вода поднималась до пояса. Достаточно одного неверного шага — и бешеный поток понесет нас вниз на верную гибель.

Подняв голову, я с тоской посмотрел на головокружительный обрыв. Ущелье сузилось настолько, что почти смыкалось в вышине… Обессиленные, мы добрались наконец до Кали-Гандака и здесь обнаружили, что его невозможно ни пересечь, ни идти по руслу до селения Дри. Наш носильщик, уроженец Царанга, оказавшись на знакомой территории, сказал, что можно попробовать вылезти наверх и двигаться по северному краю горы.