Карин Мюллер - Мутные воды Меконга

Я не знала, как мне реагировать.

— Лошадь, — повторила я.

Когда мы покончили с формальностями, он извлек скомканный клочок бумаги, тонкой, как туалетная, со множеством следов от ластика и парой дыр. Это был счет, а точнее сказать, список подарков для чрезмерно оптимистичного хмонга. Я просмотрела его и отдала обратно. Тям, верно, подумал, что я пока не освоила основы арифметики, и присел рядом, чтобы пройтись со мной по списку, строчка за строчкой.

Сама лошадь — половозрелый молодой скакун — обойдется мне в триста тысяч донгов в день, то есть в пятнадцать раз больше рыночной цены. Услуги хозяина лошади по сравнению с самим конем стоили всего ничего — сорок тысяч. Выходит, он оценивал себя меньше чем в треть цены своего скакуна. Однако мой чехословацкий друг оказался товаром бесценным: он запросил за свои услуги сумму, за которую я могла бы нанять десятерых здоровых хмонгов или еще одну с четвертью лошадь. Двое спутников, которых он выбрал себе в сопровождающие, не желали даже пальцем шевелить меньше чем за сотню тысяч донгов каждый, плюс — тут маленькая стрелочка вела к абзацу, написанному мелким шрифтом, — тридцать сигарет и бутылка виски для каждого в день.

Разумеется, беззаботно добавил Тям, есть еще несколько важных дополнительных расходов, таких как еда и чаевые, и он их в счет пока не включил.

Он выжидающе взглянул на меня.

— Да, — согласилась я. — Еда, безусловно, очень важная дополнительная статья расходов.

Список до боли напоминал мне требования сайгонского Союза коммунистической молодежи, выдвинутые перед нашим путешествием по Меконгу. Я повнимательнее пригляделась к моему новому другу, и мне показалось, что он даже чем-то смахивает на Фунга. Может, они братья?

Тям нетерпеливо тыкал в конечную сумму указательным пальцем, чтобы я не отвлекалась. Я еще раз просмотрела список.

— Насчет лошади, — сказала я. — Триста тысяч донгов в день это как-то слишком. И вот это описание — «половозрелый» — как-то меня тревожит. Что, если скакун потеряет голову, увидев симпатичную кобылку, и ускачет, прихватив мое драгоценное оборудование для съемки?

— Найдем кобылу, — тут же пообещал Тям.

Он раздобудет мне молодую лошадку, мягкую и уступчивую, как и подобает представительнице слабого пола. При этих словах он многозначительно посмотрел на меня.

— И вот еще, — заметила я, — есть одна маленькая проблемка — гонорар. Неужели вы действительно оцениваете себя дороже лошади? И вообще, сколько груза вы намерены тащить на себе?

Он выхватил у меня счет и на секунду вгляделся в цифры, затем приказал дать ему ручку. Я нашла ручку и протянула ему. Он аккуратно зачеркнул «300 000 донгов» напротив слова «лошадь» и вписал «500 000». Затем спрятал мою ручку себе в карман и отдал мне бумажку. Поистине гениальное решение.

Я не видела ничего странного в его подсчетах, кроме лишнего нуля в конце каждой цифры.

Я встала и пожелала ему хорошего дня.

Он закричал мне вслед, требуя, чтобы я заплатила ему гонорар посредника — ведь он весь день потратил на составление списка. Я задумалась на минутку и протянула ему пару банкнот чисто символического номинала, но наши оценки его услуг вновь разошлись по меньшей мере на два нуля, поэтому и эта сделка провалилась, став жертвой арифметических трудностей и странностей человеческой природы.

Дорогая мамочка!

Запомни правило четырех минут: как бы далеко с нахоженной дорожки ты ни свернула, как бы хорошо ни пряталась за камнями или в бамбуковых кустах, вьетнамские дети найдут тебя за четыре минуты или еще быстрее. Это значит, что в обед мне хватает времени либо сходить в туалет (в относительном одиночестве), либо умять всю еду за считаные секунды. Одно или другое. Никак не могу заставить себя делать эти вещи одновременно.

Джей совсем пропал, когда в пятницу вечером приехали туристические автобусы. Наконец мне удалось отыскать его и рассказать о тропе в горы, куда можно отправиться на неделю или две, ночуя в деревнях по пути. Он же ясно дал мне понять, что не хочет тащиться непонятно куда навстречу людям, не знающим ни английского, ни электричества. Я даже не стала его уговаривать. В Шапе и так было достаточно бесстрашных путешественников, приехавших, чтобы побывать на воскресном рынке, — наверняка удастся найти кого-нибудь еще, кто захочет поехать со мной всего на неделю.

К воскресному вечеру моей уверенности поубавилось. Воскресный рынок закрывался, туристы готовились сесть обратно в грязные белые микроавтобусы и вернуться в Ханой, а я так и не нашла ни одного человека, которого заинтересовала бы уникальная возможность провести неделю среди горных племен. У большинства путешественников маршрут был строго расписан, и следующим пунктом значилось побережье. Те, у кого находилась свободная неделя, бледнели при мысли, что придется спать на земляном полу вместе с курами.

Оставалась одна надежда, что тех, кто отважится приехать в Шапу в будни — пусть их будет немного, — так просто не испугаешь. Но в понедельник и вторник мне не встретилось ни одного европейского лица. Настала серая и дождливая среда. Отправившись на поиски тарелки горячего супа, я увидела за соседним столиком пару французов, сидевших с несчастным видом. Они приехали в дождь, несколько дней просидели в сырой и унылой комнате отеля и теперь в дождь же уезжали. Они плохо рассчитали приезд и пропустили важные рыночные дни. Я заметила, что небольшой поход в горы позволит им не только увидеть с десяток волшебных маленьких деревушек, но и погреться на солнышке выше облачного покрова. А через несколько дней будет еще один рыночный уикэнд, такой же, как предыдущий.

В ответ на это они отвернулись от меня и еще мрачнее уткнулись в свои чашки с кофе и тарелки с багетами, вознамерившись и дальше киснуть, осуждая все нефранцузское, особенно американцев и супы, подаваемые на завтрак.

В ту ночь я залезла на плоскую крышу гостиницы и смотрела, как внизу туман стелется по долине, свиваясь в колечки над залитыми лунным светом рисовыми террасами. Настало время мне узнать, как живут малые народности, но не на мощеных улицах и рынках Шапы, а в их собственных деревнях, где они следуют своим традициям и поверьям. Коль скоро мне не найти попутчика, пусть будет так. Я отправлюсь одна. На этот раз — пешком.

Тропинка шла под легким уклоном вниз по склону горы, мимо разбросанных по полям хижин, окутанных печным дымом и утренним туманом. Впервые за много дней я оказалась одна. Над моей головой ветер колыхал луга, цветущие солнечно-желтой горчицей. Внизу виднелись блестящие спины буйволов, наполовину утопленные в мерцающей глади рисовых полей.