Карин Мюллер - Мутные воды Меконга

Там пришел в ужас от моей идеи.

— Нельзя ехать на коляске велорикши. Для женщины это слишком тяжело.

Гулик был полностью с ним согласен. И предложил, чтобы я поехала в качестве пассажира с водителем-вьетнамцем. При этом он хлопнул себя по голой груди.

Мысль о том, чтобы пересечь Вьетнам в движущемся шезлонге, разбрасывая детям в обносках пригоршни леденцов, заставила меня вздрогнуть. Я предложила Гулику проехаться на его коляске, чтобы выяснить, действительно ли это так тяжело.

— Полицейские тут же сбегутся, — возразил Там, шныряя глазами вверх и вниз по улице. — Будь ты мужчиной…

Как бы то ни было, добавил Гулик, у всех велорикш была лицензия. И если вывезти коляску за пределы города, меня тут же арестуют, а ответственность ляжет на владельца. Моя идея явно провалилась. Оба моих спутника заметно приободрились.

Жестоко раскритикованная, я решила задать вопрос об обычном велосипеде с гораздо большей осторожностью. В одном только Сайгоне велосипедов были сотни тысяч. Не могут же все они быть зарегистрированы. Я видела толпы женщин, которые ехали на велосипедах на рынок, нагруженные корзинами с овощами и подвешенными вниз головой тушками уток. Сколько, поинтересовалась я, будет стоить велосипед напрокат?

— Один день — десять долларов! — немедленно ответил Гулик и снова ткнул себя в грудь. — Я найти для тебя.

Я задумалась над его предложением. За эту сумму я могла бы взять напрокат два мотоцикла с водителями. Может, предложила я, мне лучше купить велосипед, поскольку он понадобится на несколько месяцев?

Там и Гулик зашептались. Вьетнамский велосипед нельзя брать ни в коем случае. Его шаткая конструкция станет для меня бесконечным источником мучений. Китайские велосипеды хоть и громоздки, но вполне способны пережить многочисленные рытвины вьетнамских проселочных дорог. Я робко напомнила о своем огромном рюкзаке и быстро нацарапала картинку: двухколесную тележку, которая решила бы мою проблему. Гулик оглядел ее недовольным взглядом и неохотно кивнул. По счастливому совпадению, сообщил он мне, он как раз знает одного человека, который хочет продать велосипед, и мастерскую, где можно изготовить такую тележку. И все за выгодную цену — пятьдесят долларов. Там согласно кивнул, и я отдала деньги; переговоры были закончены.

Я радовалась недолго.

— Я всего лишь частный гид, — признался Там за чашкой горького зеленого чая, которым неизбежно заканчивался каждый прием пищи. — Я не смогу раздобыть государственные разрешения на ночевки в деревнях.

Без официальных разрешений иностранцы могли останавливаться только в официально аккредитированных гостиницах областных центров. Там заметил мой разочарованный вид и сжалился надо мной.

— Местных полицейских можно задобрить деньгами и сигаретами, мы сможем делать это каждый раз, — неохотно признался он. — Я знаю, как угодить людям. Предоставь все мне.

На прощание Там пообещал найти семью, где я могла бы пожить несколько дней до начала нашего путешествия на север.

Гулик любезно предложил отвезти меня в отель. Он срезал путь, сворачивал на рыночные площади и в переулки, и в этом лабиринте я быстро перестала понимать, где мы находимся. Скрипя тормозами, мы неожиданно остановились у дома Гулика, который я уже знала.

— Можешь пожить здесь, — объявил он, великодушно обводя рукой проход с отколовшейся плиткой и засорившимся насосом. — Это лучше, чем в семье.

Я поразмыслила над его предложением, пока он прикреплял цепью коляску к стене. В узком переулке, где стоял его дом, бурлила жизнь. Рыжий петух с блестящими перьями и голый карапуз с опаской оглядывали друг друга. В свободном углу стояли три корзины с влажными бурыми улитками и пестрыми голубиными яйцами. На звуки циркового рожка местного мороженщика, похожего на большую луковицу, слетались толпы сорванцов с выпученными глазами. Идеальное место.

Я проследовала за Гуликом через прихожую, мимо семейного алтаря в завитках дыма от благовоний, на котором лежали подношения в виде мандаринов и растворимого супа с лапшой. Впереди старик медленно спустился по лестнице и зашаркал прочь.

Мы поднялись на второй этаж. Гулик провел меня в небольшой альков, отделенный от комнаты без окон стеной из фанерных обломков. Вместо двери была занавеска, и через щель в стене просачивался тонкий луч солнечного света. Гулик шагнул в комнату и торжественно продемонстрировал ее мне.

Не успела я отреагировать, как занавеска снова отдернулась, и в комнату вломилась молодая женщина. Не удостоив меня взглядом, она промаршировала прямиком к Гулику, отчитывая его на отрывистом вьетнамском, размахивая руками в мою сторону и выставив локти вперед. Суть разговора была мне ясна. Это была их спальня, и она не намеревалась ее освобождать. Гулик робко отвечал, невнятно бормоча что-то про доллары, но все было бесполезно. Женщина затолкнула нас обоих в грязный угол в дальнем конце комнаты. Стены были сырые, все в потеках. Ржавая арматура торчала из-под пола под разными углами. Под моей ступней хрустнуло какое-то большое насекомое. Было так темно, что я с трудом разглядела дыру в полу с неровными краями на расстоянии нескольких футов — семейный туалет.

Гулик быстро оправился и продолжил демонстрировать преимущества моего нового дома. Он предложил повесить целлофановую занавеску для создания уединенной обстановки, а может даже побелить стены, если бы я решила задержаться здесь надолго. Главное, туалет рядом, да и теплая семейная атмосфера, в которой меня примут, как давно потерянную дочь.

— Сколько? — спросила я.

— Сколько ты платишь за комнату в отеле? — дипломатично поинтересовался Гулик.

— Десять долларов, — ответила я, — за отдельную комнату с горячей и холодной водой, простынями и матрасом, комнату, куда мне каждое утро приносят термос с горячим чаем.

Он удовлетворенно кивнул:

— Столько же.

Мы пожали друг другу руки, и я пообещала подумать над его предложением, даже не пытаясь казаться искренней.

Вырвавшись на солнечный свет, я побежала в отель.

«Ким кафе» прославилось как мекка для бэкпекеров (туристов, с рюкзаками на плечах. — Ред. ) и путешественников со скудным бюджетом. Его столики загромождали пол-улицы, и люди, сидящие за ними, были сплошь с европейскими лицами, пушистыми бородами и рыжими волосами, которые выглядели здесь довольно странно.

Я тихонько присела за столик вьетнамской забегаловки рядом с шумным кафе и стала прислушиваться к разговорам западных путешественников. Они обсуждали лучшие туры, самые быстрые автобусы и дешевые рестораны.

— Ага, улица Ко Гьянг. Три бакса за ночь, и можешь стелить свой спальник. Кофе бесплатный, но молоко покупаешь сам.