Генри Мортон - От Рима до Милана. Прогулки по Северной Италии

На деревянной пристани нас поджидал молодой торговец. Он должен был провести группу на стеклянный завод. В глубокой яме мы увидели людей с длинными трубками. Они выдували из горячего стекла мягкие шары. Под их легкими выдохами послушный материал принимал нужную форму. Затем его обрезали ножницами, еще несколько выдохов и щелчков, и на свет явился очередной арлекин. Наверху, в демонстрационном зале мы увидели, что современное стеклянное производство предлагает для продажи, и это ужасное отражение современного вкуса. Я заинтересовался, сколько изделий продается во время таких экскурсий и действительно ли в корзинах с табличками: Лондон, Париж, Нью-Йорк и т. д. — находится стекло. Если это так, кто все это покупает? Я, к счастью, нигде такой продукции не встречал.

Я вышел на улицу. Остров мне понравился, и мне хотелось бы тут задержаться. На самом деле здесь пять небольших островов, соединенных друг с другом широкими извилистыми каналами. На центральном острове я увидел византийскую базилику, посвященную святому Донату. Я полагаю, это был римский Донат — святой покровитель Ареццо, замученный при Юлиане. Возможно, здесь его почитают за то, что в ряду совершенных им чудес числится восстановление стеклянного потира, разбитого варварами. Сделал он это так искусно, что ни одна капля святого причастия из него не пролилась. Я мысленно дал себе обещание: если я устану от блеска Венеции и ее толп, непременно приеду в Мурано. Острову, впрочем, было все равно, вернусь я сюда или нет.

Венеция, естественно, оставляет Мурано в тени, хотя у острова интересная история. Люди верят, что когда с материка люди бежали от гуннов в лагуны, стекольщики открыли здесь производство, и если это так, Венеция приняла эстафету от стекольщиков Древнего Рима. В целях пожарной безопасности в XIII веке все печи перевезли на Мурано, и стекольное производство стало после морской торговли второй по важности отраслью хозяйства Венеции. Островитянам предоставили многочисленные льготы. У них был собственный магистрат, которого почитали не меньше дожа, а венецианская полиция не имела права проводить на Мурано аресты.

В эпоху Средневековья ходил слух — отличная, между прочим, реклама, — что венецианское стекло разобьется, если в него капнуть яда. Говорили также, что если стеклодувов с Мурано переманят к себе иностранные правительства, то их выследят и уничтожат, где бы те ни находились. Несмотря на эти разговоры, известно, что стеклодувы Мурано обучали своему делу рабочих в других странах. Английский король Генрих VIII, коллекционировавший венецианское стекло, лично пригласил восемь стеклодувов с Мурано. Он выделил им помещение возле лондонского Тауэра. Должно быть, работали они хорошо или слишком хорошо, что пришлось не по нраву Венеции, так как Совет Десяти отозвал их к себе.

О венецианском стекле, как, впрочем, и о шотландском виски, говорят: «Если бы печи из Мурано надумали перевезти хотя бы в Венецию, или на один из островов в ее окрестностях, или в любую страну мира, такого совершенного, прекрасного и блестящего стекла, как в Мурано, не получили бы. Пусть бы даже при этом использовали те же материалы, тех же рабочих, то же топливо и те же ингредиенты». Эти слова принадлежат Джеймсу Хоуэллу из Уэллса, который в 1621 году ездил в Мурано, чтобы заманить нескольких стеклодувов в Англию. Он объяснил успех рабочих из Мурано «особенной атмосферой острова». Можно не сомневаться, что это очередной пропагандистский трюк.

Если кто-нибудь, как и я, будет удивлен непривлекательностью продукции, которую производят сейчас на Мурано, посоветую ему для поднятия настроения посетить на острове Музей стекольного искусства. Там демонстрируется стекло, которое даже в мечтах невозможно себе представить: потиры, ковчеги для мощей, грациозные чаши, тарелки, вазы, тонкие, словно воздух. Некоторые предметы голубоватые, другие — коричневые, есть там и совершенно прозрачные изделия. Современные репродукции доказывают, что, если потребуется, мастера Мурано сделают работу не хуже своих предшественников.

В лодку я сел за несколько минут до отправления. Моя австралийская знакомая любезно держала для меня место рядом с собой. Завидев меня, она похлопала по подушке, и я послушно сел рядом.

— Мы с вами опять приятно поговорим, — сказала она. Лодка отошла от причала, а молодой торговец — заметно было, что он остался не слишком нами довольным, — выкрикнул на прощание одной из туристок:

— У нас в Мурано говорят, — засмеялся он, — что первую женщину сделали здесь, красивую, но — неприветливую!

Туристы недоуменно зашептались, а лодка быстро пошла вперед.

— Интересно, что он имел в виду? — молвила моя соседка.

Она зажгла сигарету и выпустила струйку дыма.

— Итак, — сказала она, — теперь вы должны мне рассказать, что вы думаете о Мурано.

До самой Венеции я с интересом внимал ее рассказу.

Однажды утром я сел в моторную лодку до Торчелло, это к северу от Мурано. Остров этот часто называют необитаемым. Это не совсем верно: там живет около сотни рыбаков. Когда-то это было самое примечательное из двенадцати поселений венецианской лагуны. Морские капитаны, которые выкрадывали в Александрии реликвии для собора Святого Марка, были жителями Торчелло и Бурано.

Лодка оставила меня возле лестницы в четыре-пять кирпичных ступеней, по которым я поднялся на площадку, что раньше называлась пристанью. Вокруг не было ни души. Единственная постройка — остов здания без крыши. Возможно, бывшая церковь. На стене — доска с единственным словом «Торчелло». В нише стены — статуэтка Пресвятой Девы под алтарем.

В самом слове «Торчелло» есть что-то грустное. Так раньше называлась одна из башен городской стены. С какой грустью римляне, помнившие лучшие дни, смотрели, должно быть, на этот маленький соленый остров, сравнивая его со своею цивилизованной городской жизнью. Тоска по городу, по организованной жизни под защитой закона и объединила людей из лагун в Венецианскую республику.

Заброшенный канал шел в глубь острова, и я отправился вдоль его берега. Впереди, над равниной, поднималась кампанила. Земля бугрилась: здесь когда-то стояли здания. Почву не стали использовать для сельскохозяйственных нужд: плуг бы затупился о фундаменты церквей и дворцов.

Канал, как я и предполагал, привел меня к месту, где когда-то был центр города, и предо мною предстало удивительное зрелище. Кампанила, почти такая же величественная, как на площади Святого Марка, возвышалась над мертвой пьяццей, где в гнетущей тишине стояли собор, еще одна церковь и разные здания. Трава росла там, где когда-то кипела городская жизнь, в заброшенных дворах раскинулись кусты и деревья, и все же в это радостное солнечное утро так не хотелось думать о смерти, городской пейзаж словно бы замер в ожидании. Казалось, в любой момент двери собора отворятся и оттуда повалит народ. Увы, я оглянулся — повсюду заметны были признаки разложения. Я знал, что Торчелло несколько столетий не видел представившейся моему воображению сцены.