Генри Мортон - От Рима до Сицилии. Прогулки по Южной Италии

Я хотел спросить, но позабыл, как происходит сбор денег за посещение дома Ветти с его припрятанной фаллической картиной. Картина уже более столетия являет собой золотую жилу для администрации. Процедура одна и та же. Когда туристы уходят, некоторые мужчины замечают, что смотрители загадочно шипят и похлопывают себя на уровне талии. Это — обычный жест, которым итальянцы дают понять, что хотят показать что-то секретное. Постепенно мужчины собираются в группу, понимая, что им продемонстрируют нечто особенное. Женщины — слава богу — выходят на улицу. Смотрители быстро показывают фреску, на ней изображен мужчина, взвешивающий на весах невероятных размеров фаллос. Некоторым людям такой абсурд кажется нелепым контрастом по отношению к достойному убранству дома. Как может человек, проявляющий хороший вкус во всем, терпеть такое безобразие? Дело в том, что эта картина — амулет.

Ее поместили сюда против дурного глаза. Ту же эмблему в разных обличьях вы увидите всюду в Помпеях. Ее продают по всей Италии, замаскированную под воловий рог. Этот рог висит на миллионах брелоков для ключей, лежит в бесчисленных сумках, привязан к шейкам младенцев, к шеям лошадей или навешен на другие предметы, требующие защиты. Фаллическая фреска в Помпеях самая большая, она бросается в глаза, и ее поместили в сторожку портье, чтобы она отвлекала дурной глаз, прежде чем он сделает в доме свое черное дело.

Каждое утро, когда солнце поднималось над скалами у городка Вико Эквиенце, я сидел на балконе отеля и смотрел, как маленький катер движется от Неаполя. Его привязывали к нашему маленькому деревянному причалу, и оттуда выходило трое или четверо пассажиров. Катер уходил в сторону Сорренто, вычерчивая позади себя белую линию. Затем его путь лежал на Капри. Посетить этот остров сейчас ничего не стоит. Туда можно прокатиться на лодке, на судне на подводных крыльях, а можно и воспользоваться вертолетом. Как та дама с веером из Помпей, многие люди выезжают из Рима утром, посещают Капри и возвращаются в Рим вечером того же дня.

У меня был соблазн поехать туда на день — оживить воспоминания, но потом я решил не делать этого. Я помню время, когда на маленькой площади Капри не толпился народ, а все жители знали друг друга; когда я ездил на пляж Марина-Пиккола в прогулочной маленькой carrozza, [55] Коляска (ит.). которую тащил пони, увешанный амулетами от дурного глаза. Он гордо потряхивал головой, увенчанной короной из павлиньих перьев. Современный Капри — по-прежнему остров сирен. Они чаруют более разнообразное и любопытное собрание людей, хотя как тем удается за день подпасть под их очарование, понять я не в силах. В мое время волшебницам требовалась неделя.

И все же каждый раз, завидев белый катер, я думал о скалах Фараглиони, вырастающих из гладкой воды, и вспоминал, как однажды девушка нырнула с лодки возле голубого грота и превратилась в русалку. Ее серебристое тело крутилось в изумрудной воде. Вспомнил и как в жаркий день шел в Анакапри, а потом ел пурпурный инжир под оливковым деревом. Эти были дни, когда большинство островитян знали Нормана Дугласа, знали и шведского врача Акселя Мунте задолго до того, как «девушка из Ланкашира» подумала, что построит здесь однажды свой дом. В более сдержанные времена жизнь на Капри требовала бесстрашия. При этом она была остроумной и увлекательной.

Нет, подумал я, на один день на Капри не поеду.

Покинув отель, я ехал по, возможно, самой живописной и опасной прибрежной дороге Европы, вокруг Соррентийского полуострова. Кто-то сказал мне, что между Сорренто и Равелло более тысячи поворотов, и сейчас я в это поверил. Скорость, с которой итальянцы въезжают на эти повороты, ужасающа. В некоторых местах дорога превращается в щель, и автомобилист часто вынужден давать задний ход, чтобы дать проехать какому-то монстру в виде автобуса или грузовика с прицепом, и монстр проходит на расстоянии дюймов.

Эта часть Кампании занимает высокое положение среди мест, на которые природа обрушила все свои богатства. Ты едешь среди садов и видишь под собой чистое голубое море. Виноградники, лимоны, инжир растут впритирку друг к другу, а экономный хозяин, используя каждый клочок земли, выращивает под ними фасоль или цуккини. Перед въездом в Сорренто я заинтересовался, увидев на стене виллы какое-то объявление. Оказалось, здесь когда-то жил Максим Горький. Видимо, из этого дома он и переехал на Капри, где его посетил Ленин. Я часто думал, что эти двое, боровшиеся за все то, чем Капри не является, были самыми странными посетителями острова. Сэр Лис Ноуэлз в книге «Британцы на Капри. 1806–1808» (в то время над Капри два года развевался «Юнион Джек») приводит любопытный портрет Горького, который, разумеется, жил на острове в гораздо более поздний период.

«Это человек примерно шести футов ростом, — писал он, — сутуловатый, с землистым, но приятным лицом и светлыми усами. Ему около пятидесяти лет. Он носит шляпу с обвислыми полями, мягкий белый воротник, короткий желтый жакет, отглаженные вечерние брюки, черные туфли без каблуков, перстень на среднем пальце левой руки. Говорит только по-русски… У дороги, ведущей к Марина-Пиккола, Горький построил для себя очаровательную виллу. Она смотрит на южную сторону острова. На верхнем этаже с обеих сторон вереница высоких узких окон, дающих максимум света. У него есть цветы, собаки, попугаи. Когда Горький вернулся в Россию и из дома все выносили, я увидел отличную коллекцию древнего и современного оружия. На Капри Горького очень уважали, и его редкие появления на публике были сродни королевским выходам».

В те времена на Капри была русская колония. Норман Дуглас в книге «Южный ветер» упоминает любопытную религиозную секту, члены которой купались обнаженными в укромной бухте.

Дорога в Сорренто проходит мимо пещер, которые, по слухам, населены гномами с красивым именем моничелли. За Сорренто дорога лезет в гору и петляет. В маленьком местечке Сант-Агата посмотрите назад — перед вами раскинется Неаполитанский залив, а впереди вы увидите залив Салерно. И снова русские ассоциации. В море есть три крошечные острова — Ли Галли. Когда-то они принадлежали Дягилеву. После его отъезда острова достались внешнему владельцу, хореографу Мясину.

На горах у Позитано множество вилл, видны изумрудные бассейны, дорожки меж серых оливковых деревьев сбегают к побережью самого голубого из морей. Думаю, что природа и человек создали здесь точную копию Байе римских времен. Я вдруг подумал: вон тот английский турист что берет со стенда экземпляр «Таймс», — современная разновидность римского сенатора, отдыхающего в Байе и в то же время старающегося узнать новости в столице. Вся красота, о которой мы читаем у античных поэтов, сосредоточена в Позитано и его ближайших окрестностях.