Виктор Боярский - Семь месяцев бесконечности

Наше плавание по крутым волнам бескрайнего застывшего ледяного моря продолжалось. Собаки Уилла, сохранявшие необычайно высокий темп с момента выхода из базового лагеря, понемногу теряли энтузиазм, возвращаясь к своему обычному равнодушно умеренному ходу. Даже мое присутствие впереди не меняло дела. Наверное, и я им порядком надоел, а может быть, они переедали, так как погода стала более теплой и безветренной и они уже не теряли столько калорий. Во всяком случае большинство собак выглядели пополневшими, особенно Горди, чье могучее тело буквально просилось наружу из охватывающих его постромок самого большого размера. Любую остановку собаки теперь использовали, чтобы завалиться на снег, при этом они принимали самые разнообразные и весьма фривольные позы. Причем лежали они на холодном снегу так расслабленно, как будто под ними был золотистый мягкий песок разогретого солнцем пляжа.

Подъем на плато продолжался, пологие ледяные купола большими ступенями вели нас к Полюсу. Северные их склоны, обращенные к солнцу, большей частью были бесснежными, и, оборачиваясь, я видел темные силуэты упряжек, поднимающихся следом по сверкающему на солнце расплавленным серебром склону. С вершины каждого очередного купола открывался вид на следующую, чуть более высокую вершину, и можно было заранее судить о состоянии поверхности лежащего впереди склона. Матовая однотонность его говорила о том, что заструги на нем небольшие, и, наоборот, если он казался рябым, то это означало, что следует приготовиться к очередному шоу по лыжной эквилибристике.

Несмотря на более поздний выход, вследствие чего мы шли только восемь часов, нам удалось преодолеть 23,8 мили и пересечь 87-ю параллель. По сообщению Крике на вечерней радиосвязи, самолет ДС-6 готовился завтра вылететь на холмы Патриот. Крике и Лоран с ребятами собирались лететь на нем в базовый лагерь, а затем оттуда — уже на Южный полюс. Чтобы хорошо подготовиться к съемке, Лоран намеревался попасть на Полюс дня за два до нашего прихода туда. Вместе с ребятами на Полюс собирались прилететь Мустафа и Ибрагим. Интересно, что Ибрагим отказался покинуть холмы Патриот вместе с журналистами и остался в базовом лагере чтобы продолжить тренировки на лыжах. Более похожий на настоящего мусульманина Мустафа предпочел провести это время на солнышке в Пунта-Аренасе, несмотря на всю очевидную опасность повторного использования самолета ДС-6. Вообще Мустафа по-восточному спокойно и мудро относился ко всем передрягам с этим аэропланом. Вот что рассказал мне в базовом лагере Джон Стетсон. Когда самолет со всеми журналистами, экспедицией Месснера и двумя арабами на борту в восьмой (!) раз повернул обратно, не справившись с сильным встречным ветром, то среди всеобщего раздражения и уныния, царивших на борту, один лишь Мустафа сохранял спокойствие; более того, он, пав на колени в проходе, стал в очередной раз молиться Аллаху. Месснер, состояние которого можно было легко представить, заметив это, раздраженно бросил Мустафе: «Брось ты это пустое занятие, видишь же, что твой Аллах бессилен заставить летать эту развалину!» На это Мустафа, смиренно воздев глаза к тонкой, обшарпанной перегородке потолка, отделяющего его от всемогущего Аллаха, заметил: «Возможно, Аллах и бессилен заставить этот самолет лететь в нужном направлении, но вот уже в восьмой раз именно он сохраняет наши жизни», — и продолжил молитву.

Постепенно все наши мысли снова начала занимать предстоящая встреча с Полюсом. Нас совершенно не пугало ожидавшееся там нашествие прессы и телевидения. Мы надеялись хорошо отдохнуть на станции, познакомиться с американскими полярниками, принять настоящий душ, посидеть в баре, словом, сделать глубокий глоток из Чаши Цивилизации перед второй половиной нашего маршрута. Засели писать письма, устроив своеобразное соревнование. Этьенн писал в основном короткие и деловые, я же — длинные и обстоятельные. Мы хотели передать их с Лораном, который после съемок на Полюсе улетит домой в Париж, а оттуда перешлет их по адресу. Итак, зная расстояние от Парижа до Ленинграда, я мог рассчитывать, что письма придут домой в середине февраля, если Лоран опустит их в почтовый ящик перед Новым годом.

Купола, купола, сколько их еще осталось до Полюса.

Кажется, что каждый из них должен быть последним и за ним должно обязательно открыться что-то новое, но за ним был только завтрашний, похожий на предыдущий бесконечный день в мире белого безмолвия… Прошли 24 мили.

Трудный день сегодня. Ледяные острые гребни хаотично и часто расположенных застругов заставили ребят снять лыжи. Я, правда, еще держался, однако чувствовал, что мне это начинает порядком надоедать. Когда же кончатся эти заструги?! Все-таки мы подходили уже к 88-й параллели и шли по плато, для которого, насколько я себе представлял, такой рельеф абсолютно не характерен. Однако похоже, что здесь, в этой экспедиции, мой такой, казалось, богатый опыт, накопленный в многочисленных предшествующих экспедициях, не срабатывал. Для этой экспедиции характерна полная откровенность и предельная обнаженность наших отношений с антарктической природой, доселе мне недоступной. Разумеется, я видел, знал и мог предположить, какой именно рельеф поверхности мог быть в том или ином районе Антарктиды, считая себя при этом специалистом и знатоком в этой области, но сейчас, делая замысловатые па на какой-нибудь очередной ледяной и острой вершине заструга, я очень отчетливо, каждой клеточкой, понимал то, как далек я был от настоящей Антарктиды…

Я вспомнил, как в марте этого года, когда мы встречались в Лас-Вегасе с американской лыжницей Ширли Метц, которая была одной из немногих женщин, совершивших лыжный переход к Южному полюсу в составе экспедиции, организованной в 1988 году «Адвенчер нетворк», то она совершенно неожиданно для меня сказала, что практически на всем пути к Полюсу от холмов Патриот их преследовали заструги и сильный встречный ветер. Когда я спросил о том, до какой же широты они шли по застругам, ожидая в соответствии со своими представлениями услышать что-нибудь о восемьдесят третьей-восемьдесят четвертой параллелях, то был очень удивлен полученным ответом. Ширли, аккуратно и с видимым удовольствием потягивая водку со льдом, сказала, что по-настоящему заструги кончились только между 88-й и 89-й параллелями! Это было обескураживающим сообщением. Трудно было представить, как мы пройдем по застругам почти 900 километров при встречном ветре и низких температурах. Потом об этом разговоре мы как-то позабыли — хватало и других хлопот, и этот участок перед Полюсом выглядел очень далеким. Кроме того, из-за нашего отставания мы выходили на эту трассу на две недели позже запланированных сроков, и поэтому надеялись, что температура будет повыше, а значит, и ветер не таким страшным. Позже, уже в базовом лагере, перед выходом мы расспрашивали Майкла о застругах, но тот отвечал как-то уклончиво, наверное, поскольку сам ехал на снегоходе и не испытывал особых трудностей. Правда, случайно присутствовавший при разговоре механик с самолета DC-6, летавший до этого в этих районах на «Твин оттере», уверенно заявил, что все это ерунда и что Ширли вообще не может отличить настоящего заструга от простого бугорка… Вот еще один хороший пример взгляда на Антарктиду со стороны, который, как я уже имел возможность убедиться, порой весьма неадекватно отражал действительность. Хотел бы я посмотреть на этого бравого механика — кажется, его звали Марио — на лыжах здесь, на этих ледяных бугорках!