Виктор Боярский - Семь месяцев бесконечности

Склад у нунатака Фишер был крупнейшим на всем нашем маршруте, потому что по первоначальному плану экспедиций мы должны были идти отсюда прямо в горы Тил, находящиеся примерно в пятистах милях южнее. Такой продолжительный переход требовал солидного пополнения запасов: надо было бы по меньшей мере взять по семь-восемь ящиков корма на каждые нарты из расчета на двадцать один — двадцать четыре дня пути. Но было ясно, что судя по состоянию собак и их численности после перехода через Антарктический полуостров мы не смогли бы совершить столь длительный автономный переход. Было решено использовать еще одну подбазу на холмах Патриот, находящихся примерно в двухстах милях отсюда. Кроме пополнения запасов продовольствия, мы рассчитывали заменить часть личного собачьего состава из резервистов, отдыхающих сейчас в окрестностях весеннего Пунта-Аренаса. Это отклонение от маршрута стоило нам и нашим собакам примерно 40 лишних миль, но представлялось нам оправданным во всех отношениях, за исключением, может быть, того, что на тех же холмах Патриот нам предстояла встреча с прессой и все мысли о полноценном отдыхе там следовало отбросить уже сейчас как абсолютно абсурдные.

Из двадцати восьми ящиков с кормом мы погрузили на нарты всего двенадцать, остальные оставили на поверхности снега рядом с бывшим складом. Для себя мы взяли только три из шести ящиков с продовольствием — этого должно было хватить на десять дней, а с учетом еще имевшихся на каждых нартах остатков этого было вполне достаточно, чтобы дойти до холмов Патриот. После завершения раскопок и сортировки провианта мы устроили великолепный пикник. Это был первый за более чем трехмесячный период с начала путешествия по-настоящему погожий день. Мы сели за общий, накрытый снежной скатертью стол, подставив солнцу истосковавшиеся по теплу животы и спины, не прячась и не сгибаясь в три погибели от ветра, потому что его просто-напросто не было, а мы с Джефом вообще разделись по пояс. Среди продуктов мы очень кстати обнаружили бутылочку ликера, который послужил основой для великолепного коктейля, приготовленного профессором при участии Кейзо. Они немного разбавили ликер горячей водой из термосов, добавили туда молока и какао и пустили чашу с этим ароматным, дымящимся крепким напитком по кругу. Постепенно круг сузился до меня и Уилла.

Тепло солнца и коктейля разморили участников экспедиции и привели их в то блаженное полудремотное состояние, когда не хочется ни о чем думать, кроме того, чтобы хоть как-то продлить это состояние. Всех вернул к действительности голос Этьенна: «Пэтриот Хил, Пэтриот Хил, Трансантарктика, овер!» Было три часа пополудни — время связи, о котором мы условились с Брайтоном и о котором я, признаться, благополучно забыл, хотя вчера в палатке и обещал Этьенну напомнить о сроке связи. Вот что делает солнце…

Да, да! Впрочем, не мне вам говорить об этом, уважаемые читатели, вы и сами прекрасно об этом знаете. Брайтон, в распоряжении которого ничего, кроме воды во всех трех ее агрегатных состояниях, не было, сразу же откликнулся и скороговоркой сообщил, что ДС-6 по-прежнему сидит в Пунта-Аренасе, и поэтому ни сегодня, ни, по-видимому, завтра ждать киногруппу нам не придется. Тем временем тень от нунатака, выбравшись наконец из снежной воронки, стала быстро подкрадываться к нам, и мы сразу же ощутили ее холодное дыхание: минус тридцать в тени — это настоящие минус тридцать! Быстро свернув свою ярмарку, в 16 часов мы продолжили маршрут.

Рядом с ящиками с собачьим кормом и продовольствием мы с Этьенном оставили сумку с лишней пока одеждой и снаряжением. Я же оставил еще все свои полиэтиленовые баночки для отбора образцов снега: мы были уверены, что Брайтон привезет все это нам на холмы Патриот (наивные люди!). Пройдя до 18 часов еще 7 миль, мы остановились лагерем. Интересно, что, несмотря на всю свою двухсотметровую высоту, нунатак Фишер очень быстро скрылся из глаз после того, как мы перевалили через какой-то очередной ледяной гребень. К вечеру от прекрасной солнечной погоды остались одни воспоминания: с востока натянуло облачность и пошел подгоняемый начинающимся ветром снежок, температура повысилась до минус 22 градусов, стены в палатке, еще недавно горевшие неугасимым желтым огнем, погасли, и стало сумеречно. Все эти зловещие приготовления погоды вынудили меня выбраться наружу проверить надежность оттяжек и более тщательно обсыпать палатку снегом.

Радиосвязь, подарившая нам с самого начала две минуты надежды, когда в наушниках раздался возбужденный крик Крике: «Трансантарктика! Я вас слышу!» — стала чахнуть что называется, на глазах и «на ушах» и вскоре прекратилась окончательно, а жаль — так мы и не успели ничего ни принять, ни передать! Скорее от отчаяния, чем от чего-то другого, Этьенн решил в этот вечер побриться. У него великолепная электробритва «Филипс» на батарейках емкостью примерно двадцать две щетины. Звук мягко работающей электробритвы — этот голос цивилизации — на мгновение перекрыл начинающий грубеть за тонкими стенами палатки голос дикой природы. Мы отдыхали. Лагерь в координатах: 77,8° ю. ш., 87,6° з. д.

К счастью, от ветра с востока стога наших палаток не погнулись, так как ему не дал разгуляться хребет Сентинел, под могущественным покровительством которого мы и продолжили сегодня свое путешествие. Вершины хребта, еще вчера такие четкие на фоне голубого неба, сегодня были скрыты густой клубящейся облачностью. Ветер, наиболее сильный в прорезающих хребет ущельях, выносил по ним на подступающее к горам ледяное плато длинные, подвижные грязно-белые языки тумана. Было тепло — всего минус 18 градусов.

Вышли около 9 часов, и первые полчаса поверхность была нелегкой: уклоны, заструги, скользко, а тут еще и белая мгла — наверное, на всякий случай, чтобы мы не теряли формы. Мы пошли сначала немного к западу, а затем повернули строго на юг, оставляя и хребет Сентинел, и все стоящие отдельно нунатаки к востоку от себя. Вскоре поперечный уклон поверхности стал уменьшаться, но в направлении нашего движения она продолжала оставаться волнистой, очевидно, в результате многолетней неравномерности снегонакопления в этом районе, вызванного соседством гор. К полудню ветер совершенно стих, и, несмотря на отсутствие прямого солнца, стало очень жарко. Очки мои настолько запотели, что мне пришлось их снять. Рассеянный снежной поверхностью свет слепил глаза, и я старался смотреть вдаль, благо поверхность, ровная и покрытая тонким слоем свежевыпавшего снега, позволяла это сделать.