Виктор Боярский - Семь месяцев бесконечности

Быстрый, как обморок, но тем не менее достаточно холодный обед ненадолго прервал наше восхождение. После обеда подъем продолжался. Я ушел вперед метров на двести, и отсюда мне открылся прекрасный вид. Солнце, висевшее в северо-западной части горизонта, красиво подсвечивало ледяной склон, на котором отчетливо выделялись черные ниточки упряжек и крошечные фигурки людей. С западной стороны вплотную к леднику, по которому мы поднимались, подступала величественная ледяная отвесная стена высотой метров сто-сто пятьдесят. В верхней своей части стена была рассечена многочисленными трещинами. Нависавшие огромными белыми карнизами глыбы льда, казалось, вот-вот рухнут вниз.

Справа от меня, вдали за оставшимся уже далеко внизу ледником Миннесота, густая завеса облачности скрывала весь хребет Сентинел, и только две неширокие, удивительно чистые полоски, прорезавшие облачность параллельно друг другу и поверхности земли, позволяли догадываться о том, что скрывается за плотным серым занавесом облаков.

Только к 6 часам мы вышли на вершину и тут же почувствовали, что, может быть, и зря сюда спешили: начался резкий, пронизывающий ветер.

Радио принесло известие о том, что третья попытка самолета DC-6 покинуть гостеприимный Пунта-Аренас закончилась неудачно. Самолет вынужден был вернуться назад по причине неисправности одного из четырех двигателей. Паника средней тяжести среди журналистов. Особенно переживал Лоран, находившийся в Пунта-Аренасе уже более полумесяца: он терял очень выигрышные для киносъемки моменты.

Для нас эта задержка самолета обернулась еще одной проблемой, возникшей не без нашего участия. Я имею в виду, конечно, топливо. Мы уже перешли на его экономное расходование: один баллончик емкостью 0,75 литра в день на палатку. При таких нормах горючего должно хватить на четыре дня, то есть при хорошей погоде — до холмов Патриот. При хорошей погоде… А пока за сегодняшний день мы прошли 23 мили. Лагерь в координатах 79,1° ю. ш., 86,9° з. д.

Если вчера вечером нас чуть было не сдуло с перевала, то сегодняшнее утро было удивительно спокойным. Я уже заметил, что в последние дни доброе и светлое начало в погоде медленно, но верно брало верх над злым и темным. Небо наспех заштукатурено высокой облачностью. Совсем еще свежая и оттого серая штукатурка отвалилась в нескольких местах с северо-восточной стороны горизонта, обнажив чистое синее небо и давая мне возможность еще раз, уже издалека, полюбоваться громадой Винсона. Те, кто вышел из палатки попозже, уже ничего подобного не увидели. Штукатурка была восстановлена и светлые чистые нотки нарождающегося утра были быстро приглушены надвинувшейся с юга плотной серой ватой тумана.

Минус 26 градусов, безветрие в начале дня сменилось настойчивым нелицеприятным встречным ветром. Я шел впереди, зарыв лицо поглубже в пещеру мехового капюшона, высовываясь лишь для того, чтобы взглянуть на компас. Гусиный жир, которым я по обыкновению обильно смазал лицо перед выходом, начал таять и, попадая на глаза, вызывал неприятные режущие ощущения. Попытался разгадать, в чем же дело. Пришел к выводу, что скорее всего древняя чугунная посудина, в которой был выплавлен этот жир, хранила какие-то солевые отложения предыдущих, не столь специфичных жертвоприношений. За исключением этого мелкого неудобства гусиный жир действовал великолепно и предохранял лицо от обморожения.

Поверхность сегодня была, если можно так сказать, убаюкивающей. Ровная, почти без застругов, с пологими подъемами и такими же пологими спусками. Ходьба на лыжах по такой поверхности и в такую невыразительную погоду не требовала почти никаких усилий, за исключением одного — заставить себя не дремать. Мне это было, наверное, полегче, чем моим товарищам, поскольку по долгу службы приходилось иногда приоткрывать глаза, чтобы взглянуть на компас, и оглянуться назад, чтобы проверить, далеко ли упряжки.

Отставание упряжки Джефа, наметившееся еще вчера, сегодня обозначилось уже яснее. Это было неожиданным для всех нас, привыкших видеть эту упряжку все время на лидирующих позициях, хотя именно это, наверное, и объясняло ее сегодняшнее отставание: собаки устали идти впереди и, кроме того, Спиннер теперь уже постоянно ехал на нартах, так что в упряжке работало фактически всего восемь собак. Джеф заметно переживал отставание своих собак, однако не пытался переложить часть своего груза на другие нарты.

Несмотря на относительно высокую температуру (примерно минус 25 градусов), мы начали мерзнуть почти сразу же после прекращения движения. Наверное, виной тому сырость, продолжающая висеть в воздухе мелкими капельками тумана. Согреваться удавалось только в движении, и то лишь после того, как оттаивали пальцы рук. Тепло добиралось до них в последнюю очередь, через час-полтора после старта.

До конца дня дошли без особых приключений, правда, приходилось довольно часто останавливаться, поджидая Джефа. К вечеру ветер стих и выглянуло солнышко, что сделало нашу жизнь приятнее во всех отношениях.

Радиосвязь, увы, вновь односторонняя: нас не слышали ни Джордж, ни Пунта-Аренас. От Крике узнали, что данный конкретный образец славного семейства «Дугласов» — самолет DC-6, приобретенный «Адвенчером», скорее всего из разряда рожденных ползать. В связи с очередной (которой по счету) поломкой двигателя его вылет откладывается до 5 ноября, и это вместо запланированного 23 октября! Удалось поговорить с Брайтоном, который вот уже без малого две недели терял свою летную квалификацию в базовом лагере «Адвенчера» на холмах Патриот. Он тоже ждет DC-6, который должен привезти ему и его «Твин оттеру» работу. В течение ноября ему предстояло: высадить в точке старта экспедицию Месснера и Фукса, организовать подбазы с продовольствием для них и для нас, выполнить полеты на Южный полюс…

Сейчас Брайтон вложил всю свою накопившуюся и неизрасходованную энергию в радиопереговоры с Пунта-Аренасом и нами. Мы с Этьенном с трудом успели разобрать его скороговорку в наушниках нашего «Томсона». Услышав очередное брайтоновское «Го ахэд!», Этьенн заметил мне, что у него такое впечатление, что за спиной Брайтона стоит какой-то инспектор из его летной школы и бедняга Брайтон, вспотев от волнения, сдает ему экзамен по правилам ведения радиосвязи. Для летчиков одним из важнейших и необходимых условий является краткость и четкость радиообмена. Складывалось впечатление, что твердо усвоенная Брайтоном краткость не имеет ничего общего с той краткостью, которую связывают с талантом родственные отношения. Эта краткость выражалась в виде фрагментов фраз, достраивать которые приходилось нам с Этьенном сообща и на основе исключительно собственных, достаточно скудных представлений о реальной ситуации. Что касалось четкости, то здесь непреодолимым барьером был канадский акцент Брайтона, делавший и без того не очень родной для нас обоих английский язык еще более загадочным. Однако в этот вечер удалось понять, что на холмах Патриот есть и корм для собак, и продовольствие для нас, и бензин для наших примусов, так что даже если самолет и не прилетит к нашему приходу в базовый лагерь, то мы сможем продолжить маршрут, а это несколько успокаивало.