Тахир Шах - Год в Касабланке

— А почему все-таки вернулись?

— Обстоятельства. — Камаль облизнул губы кончиком языка. — Никогда не знаешь, что жизнь тебе приготовила.

Банда распоясавшихся подростков начала безобразничать в бидонвиле. Они отбирали у маленьких ребятишек самодельные игрушки, бросали камни в хромых собак, тыкали острыми палками в ослов и толкали пожилых женщин, шедших с тяжелыми ведрами от общественного колодца. Школьная учительница пригрозила, что, попадись негодяи ей, она отлупит их оранжевым шлангом.

Морщинистый имам постучал тыльными сторонами ладоней друг о друга.

— Если я поймаю их, — сказал он, — я повешу мерзавцев за уши.

Поскольку Камаль был единственным претендентом, то я принял его на работу. С самого начала у меня возникло ощущение, что у этого человека сзади на шее была невидимая татуировка с указанием срока годности. Я не рассчитывал, что он пробудет со мной долго. После неудачи с Зохрой, слушавшей советы таинственной Амины, особо обольщаться не приходилось.

На мое удивление, с самого первого дня Камаль показал себя пунктуальным работником. Он прибыл в дом в темно-сером деловом костюме, на его левом запястье были зачем-то привязаны большие итальянские очки для подводного плавания. Губы Камаля были постоянно сжаты. На любой мой вопрос он отвечал, предварительно все как следует обдумав, после чего снова умолкал. Казалось, что новый помощник не любит пустой болтовни. Когда перед ним ставили задачу, он полностью отдавался ее решению. И я решил, что передо мной нелюдим, которому слишком много всего довелось увидеть в жизни.

Я отдал Камалю множество приказаний.

— Сад нужно опылить от насекомых. Вон тот старый ветряк за колодцем нужно будет разобрать, а дрова, сваленные в огороде, перенести в другое место.

Камаль ничего не записывал. Он следовал за мной, не открывая рта, держа руки за спиной.

— Что еще? — внезапно спросил он.

— Ну, дел целая куча, — сказал я. — Для начала нужно купить ванну и спутниковую антенну, и найдите кого-нибудь исправить бассейн. А еще нужно поставить там защитные поручни, купить огнетушители и починить окна.

У меня была назначена встреча с чиновником из британского консульства, поэтому я оставил Камаля заниматься всем этим, а сам поплелся по грязи, чтобы отыскать такси в трущобах. Корейский джип, увы, оказался на приколе: что-то случилось с мотором.

Когда спустя три часа я вернулся в дом, там повсюду сновали люди. Самым необычным оказалось то, что все были заняты делом. Десять человек вывозили на телеге дрова из дальнего конца сада, группа солдат обвязала ветряную мельницу веревками и начала ее разбирать, механик ремонтировал насос в бассейне, телемастер устанавливал спутниковую тарелку, а столяр вставлял в окна новые рамы. Я позвал Камаля. Его голова высунулась с крыши.

— Я здесь, наверху, — сказал он.

В мгновение ока помощник оказался стоящим передо мной по стойке «смирно», губы плотно сжаты, руки за спиной.

— Как дела? — спросил я.

— Всё под контролем, — ответил Камаль. — Я договорился с пекарней в бидонвиле. Они заберут дрова для своей печи. Они заплатят нам двести долларов. Этого будет достаточно?

— Они заплатят нам? — изумился я.

— Конечно.

— А откуда здесь солдаты?

Камаль отвел взгляд в сторону.

— Все просят много денег, — сказал он, — поэтому я пригласил военных. Они разберут старую мельницу — ну вроде как у них учения. А еще я договорился со сборщиком металлолома. Он купит у нас лом на сто пятьдесят баксов. Этими деньгами мы как раз расплатимся за ремонт бассейна.

— Здорово, — искренне восхитился я.

— Это еще что, а вот смотрите…

Камаль достал телевизионный пульт и нажал кнопку. Раздался скрип спутниковой антенны, поворачивавшейся на крыше. Когда звук исчез, на ожившем экране появилась картинка: передавали репортаж из Перу.

— У вас здесь две тысячи каналов, я попросил парня настроить их вам бесплатно.

— А что с ванной?

Камаль ущипнул себя за ус.

— Этим мы займемся позже, — сказал он.

Однако сторожей не впечатлили достижения этого дня, хотя я специально провел их по всей территории. Я показал им отремонтированный насос в бассейне, разобранную мельницу и спутниковое телевидение. Но они ходили за мной с такими вытянутыми, недовольными лицами, словно я предал их.

— Мсье Камаль — нехороший человек, — заявил Хамза презрительно.

— Он украдет у вас дом, — добавил Медведь.

— Тогда мне нужно быть осторожным, — сказал я. — Но если Камаль за один день может столько всего сделать, то я без него не обойдусь.

Той ночью нам всем не давал спать осел, кричавший от боли где-то в бидонвиле. Он кричал так протяжно и громко, словно возвещал о конце света. Я заподозрил, что причиной этому были мальчишки-хулиганы, продолжавшие свои шалости ночью. Я вышел в сад и позвал Хамзу, велев сторожу пойти и прогнать их. Ночь была темной, сквозь облака на небе пробивался лишь маленький кусочек луны. Сторож был у своего декоративного колодца, он бросал в него что-то напоминавшее куски сырого мяса.

— Прекрати! Это привлечет крыс! — крикнул я, стараясь заглушить эхо ослиной агонии.

— Это защитит нас, — ответил Хамза.

Мы оба рассмеялись. И впервые я почувствовал теплоту в наших взаимоотношениях. Я не верил в джиннов, но я уважал суеверие как проявление зрелой культуры.

— Ну что нам с этими джиннами делать? — спросил я его.

Хамза швырнул оставшиеся несколько кусков мяса в безводный колодец. Крик осла становился все глуше, пока полностью не утих.

— Джинны живут в Дар Калифа, — пояснил сторож. — Они всегда жили здесь.

— Мы можем провести обряд изгнания. Выгнать их отсюда.

— Вы же не выгоняете из дому дедушку только потому, что он состарился.

Мы оба замолчали. Тишина была важнее звуков. Я вдыхал ночной аромат жасмина и слушал бестолковый хор одичавших собак. Мы оба оказались зашоренными нашим воспитанием. Я был ограничен научными идеалами Запада, а Хамза — традициями арабской культуры. Его уверенность в существовании джиннов была зеркально противоположна моему убеждению в невозможности этого. Мне было любопытно узнать, сможем ли мы достичь некоего компромисса, найти, так сказать, нейтральную территорию, на которой можно было бы одновременно верить в это и не верить.

Лай бродячих собак стих, и стал слышен шелест бриза. Из всего времени, проведенного мной в Дар Калифа, я не мог припомнить минут более мирных. Я очень обрадовался этому ощущению. На Востоке молчание считается золотом, а не неуклюжей паузой в разговоре, как в Европе. Для меня перерыв в беседе всегда был страшным неудобством, которое следовало прекратить как можно быстрее. Но сейчас впервые за долгое время я оценил всю прелесть паузы.