Тахир Шах - Год в Касабланке

Через пару дней после этого разговора Хамза очень вежливо попросил у меня двести дирхамов. Он сказал, что эти деньги, около двадцати долларов, он не занимает у меня, а берет для совершения акта милосердия. Это благодеяние, по его уверению, должно было поднять мою репутацию в глазах Аллаха.

— Дайте мне эти деньги, и в Судный день ваши грехи будут прощены, — безапелляционно заявил он.

Я нахмурился, но дал сторожу деньги и, вернувшись на верхнюю террасу, стал читать. После полудня я опять увидел Хамзу. Он копал яму посередине газона. Он изрядно вспотел, от обильного пота покраснели глаза. Не в силах сдержать любопытство, я спустился с террасы. К этому времени яма была уже глубиной около метра и полметра шириной. Рядом с ней была сложена кипа соломы. Я хотел было разворошить солому, но Хамза остановил меня.

— Осторожно! — резко выкрикнул он. — Не разбейте.

— Но ведь это — просто солома.

— Нет, не просто.

Сторож отложил лопату и погрузил руки в солому, вытащив оттуда страусиное яйцо. Я посмотрел на него, на это огромное яйцо, на яму, пытаясь найти логическую связь между всем этим. Хамза улыбался.

— Помните, вы утром дали мне двести дирхамов? Я потратил их на это.

— Страусиное яйцо? Акт милосердия?

— Да, да, именно так!

Хамза выложил соломой дно ямы, положил туда яйцо и присыпал землей. Я ждал объяснений. Они не последовали.

— При чем тут милосердие? — спросил я.

— Вы дали мне деньги, не спрашивая, для чего они. Вы мне поверили. За ваше доверие вам воздастся в Судный день.

— Но кому поможет это яйцо?

— Вам, конечно! Оно поможет вам.

Я понимаю, что очень трудно закончить ремонт здания в установленные сроки. Но вряд ли хоть один проект в мире затянулся дольше, чем реставрация нашего жилища. Мы продолжали ютиться в одной комнате на первом этаже того, что было большим домом. Остальные помещения в Дар Калифа не подходили для проживания, а некоторые и вовсе были в буквальном смысле слова небезопасны.

Строители, которых прислал архитектор, хотя и сделали кое-какую работу сносно, но оставили после себя следы разрушения и хаоса. Несмотря на обещания Камаля, его мастеровые пока так и не появились, хотя шла уже третья неделя декабря. Каждый раз, когда я заводил разговор об этом, Камаль возбужденно говорил, что во главе новой бригады стоит самый сумасшедший, а следовательно, и самый одаренный муалем по эту сторону от Марракеша. И, как он часто повторял, безумца нельзя подгонять.

Небольшой пикап мастера наконец-то появился у нашего дома за три дня до Рождества. В дверь тихо постучали, и Хамза ввел его в дом. Мастер был неразговорчив и сложен как борец сумо, огромное тело держалось на паре быстрых ног. Лично на меня он не произвел впечатления безумного.

В тот же день я обратил на это внимание Камаля.

— Не обманывайте себя. Азиз — безумней бешеного пса. Но он направляет свое безумие в правильное русло: оно все уходит в работу.

Целый день я провел, обсуждая за мятным чаем различные типы беджмата и выбирая рисунок. Из принесенного ящика с плиткой были вынуты и разложены по полу образцы. Азиз рассуждал о цвете и о консистенции различных видов глины.

— Это — красная глина из Мекнеса, — сказал он, подняв квадрат розоватой терракоты. — А это — из Феса, она гораздо бледнее — цвета свежеиспеченного хлеба.

Помощник мастера снова запустил свою грубую руку в ящик.

— Беджмат можно класть сырым, — продолжил свои объяснения Азиз, — или обжечь с одной из сотни глазурей — синей, зеленой, желтой, красной. — Азиз сделал паузу, чтобы глотнуть чаю. — До недавнего времени неглазированная терракота не использовалась для внутренней отделки дома. Считалось, что это слишком грубо. Но сейчас это входит в моду.

Простая терракота напомнила мне Мексику, где внутри гасиенд плиткой этого цвета обкладывали стены, а снаружи — терракотовыми были крыши. Конечно, это не было простым совпадением, поскольку технологию изготовления терракоты привезли в Новый Свет испанские конкистадоры пять столетий назад. Сами испанцы позаимствовали ее у мавров Андалусии, выходцев из Марокко.

Посетите любое важное здание в королевстве, и вы увидите, что неглазированную терракоту используют везде только снаружи, она украшает веранды и садовые дорожки. Помню, как мы с Рашаной восхищались ее великолепием, чистой красотой, простоту которой могла дополнить россыпь мозаики зеллидж.

Уж не знаю, был ли Азиз сумасшедшим, но он и его бригада уж точно не были тупыми. Они вовсю расписывали свои способности. Естественно, чем виртуозней работа, тем выше цена.

— Мы можем создать для вас настоящий лабиринт цвета и узора, — рекламировал себя Азиз. — Вы ослепнете, когда войдете к себе в спальню, изумитесь, оказавшись в гостиной. В конце каждого дня в голове у вас будет стучать так, как стучат колеса поезда, мчащегося в ночи!

В первый день обсуждение затянулось допоздна, а назавтра в полдень прения начались снова. Азиз сел передо мной, его тучное тело было закрыто белоснежной джеллабой, а голова накрыта капюшоном.

Если не считать вспышки излишнего энтузиазма, он выглядел очень спокойным человеком, воспринимающим свою работу вполне серьезно. Мы проговорили до самого вечера, рассмотрев множество образцов плитки. Когда пришло время принимать решение, мы остановились на самых простых рисунках, которые можно было дополнить резным бордюром по периметру каждой комнаты. На протяжении долгих часов прений мы ни разу не заговорили о деньгах. Было что-то цивилизованное в том, чтобы заказывать работу, исходя из своего вкуса, а не выбирая из того, что ты можешь себе позволить. Но, как и всегда, меня терзал вопрос, сколько это будет стоить.

Я толкнул Камаля:

— Спроси цену.

— Тише, — шикнул он.

— Мне кажется, что такой мастер, как Азиз, нам не по карману, — прошептал я. — Нельзя ли нам найти кого-нибудь попроще?

Мой помощник промолчал. Но когда в конце концов возник все-таки вопрос о деньгах (своего рода последний штрих), Азиз передал мне список, где были проставлены цифры. Сумма оказалась на удивление подъемной.

— Все равно, попытайся сбить цену, — сказал я Камалю.

Он недолго поговорил о чем-то с Азизом.

— Азиз — честный муалем. И поэтому его цена — это его цена. Он ее не поднимет, но он ее и не понизит.

Мастер залпом допил чай, и мы обменялись рукопожатиями, после чего каждый из нас приложил руку к сердцу.

Каждый раз, когда я напоминал Камалю о том, что нам нужно вернуть деньги, заплаченные архитектору, он отмахивался от этого. Похоже, ему было все равно. Я пытался уговорить помощника. Сказал, что без этих денег буду вынужден сократить его жалованье. Камаль забеспокоился. Большая капля пота появилась у него на лбу и покатилась по носу.