Игорь Фесуненко - Пост Леонардо

Арналдо, пилот крошечного «баркрайфта» — воздушного такси, которое я нанял в Белу-Оризонте, чтобы добраться до цели моего путешествия, рассеянно поглядывает на карту автомобильных дорог. Мне кажется, она развернута для солидности. Потому что ориентироваться по ней — по этой туристской карте, купленной в газетном киоске в Белу-Оризонте, — ориентироваться по ней в краю, где нет не только автомобильных дорог, но даже пешеходных троп, можно только интуитивно. Только на базе воображения.

Заметив мой беспокойный взгляд, пилот снисходительно улыбается:

— Не волнуйся: я знаю этот маршрут, как дорогу из спальни в гостиную в моей квартире. Не обращай внимания на карту. Тем более что и я не обращаю на нее внимания.

Вероятно, он прав. К чему терзаться неизвестностью? Положившись на опыт и интуицию Арналдо, я решаю рассматривать наше прибытие в пункт назначения не как гипотетическую вероятность, а как осознанную необходимость. Так спокойнее. Тем более что лететь остается не так уж много. Судя по часам, укрепленным на приборной доске, примерно через полчаса мы увидим речку Туатуари. Пора браться за магнитофон и начинать запись первых метров репортажа, ради которого я и рискнул отправиться в этот глухой угол нашей планеты.

Самолет снижается метров до двухсот. Теперь уже можно различить кроны отдельных деревьев. Кое-где лес прореживается, образуя проплешины. Это следы пожарищ или большие «серрадос», луга, заросшие колючим кустарником и высокой травой. Амазонская сельва под нами еще не набрала свою полную силу. Это южная граница знаменитых джунглей, простирающихся в северной половине Южноамериканского континента. Вскоре внизу блеснула узенькая речушка.

— Туатуари! — кричит Арналдо.

Я хватаюсь за сумку с фотокамерами, и в этот момент под правым крылом проплывают две овальные хижины, похожие на гигантские стога сена.

— Это чикао! — говорит пилот.

Я ловлю хижины в глазок видоискателя. Арналдо закладывает глубокий вираж, лес подымается на дыбы, оказываясь на том месте, где только что дремали сонные, разморенные жарой барашки облаков. В груди что-то обрывается, захватывает дух, но через несколько секунд лес послушно возвращается на свое место — под крыло. Самолет ныряет вниз, вздрагивает, коснувшись земли, подпрыгивает и катится, вздымая клубы красной пыли.

Все-таки Арналдо знает свое дело: с убогой туристской картой, без радиомаяков и служб наведения он безошибочно вышел на узкую посадочную полосу, выжженную в сельве! Раздраженно чихнув, моторы останавливаются. Теперь можно оглядеться.

Первые впечатления сумбурные, невнятные, в основном какие-то «цветовые»: красная земля, красная пыль на плоскостях самолета. Ослепительное голубое небо. И густо-зеленая стена леса со всех сторон «аэродрома». Справа от нас торчит высокий шест, на нем безжизненно повис дырявый полосатый сачок, который должен был бы показывать нам направление ветра. Около него гордо возвышается, приветствуя путников, триумфальная арка: сучковатая доска, соединяющая два столба. На доске надпись: «Пост имени Леонардо. Национальный парк Шингу». Рядом с аркой тропинка, по которой к самолету бегут ребятишки. От деревянного барака в нашу сторону катит серый «джип». Итак, мы прибыли...

Главное сооружение поста Леонардо, именуемое «конторой», представляло собой довольно большой прямоугольный деревянный сарай, крытый черепицей, с небольшим внутренним двориком. Там размещалось все бюрократическое имущество Национального парка: темный, грубо сколоченный шкаф, крошечный заржавленный сейф, несколько табуреток, поломанный радиоприемник, «каптерка» с бельем, одеждой, посудой и прочим имуществом, предназначавшимся для индейцев. За тонкой деревянной перегородкой находилось помещение, напоминавшее солдатскую казарму: ряд железных коек с голыми матрацами. Справа от входа в «казарму» сиротливо приютилась на покосившейся тумбочке пишущая машинка. Судя по ее состоянию, она служила для составления финотчетов если не самому Христофору Колумбу, то одному из его современников. На небольшом столике у окна возвышалась неуклюжая темно-зеленая армейская рация, очевидно определенная сюда после списания по акту из какой-нибудь воинской части.

Манипулируя переключателями, погрузившись в истеричный хаос эфира, у рации сидел хозяин всего этого маленького мира. «Директор» парка. Человек-легенда. Орландо Вилас-Боас.

Человек-легенда был обут в стертые шлепанцы. Его необъятный голый живот угрожающе нависал над шортами, состояние которых красноречиво свидетельствовало о превратностях жизни в сельве и о решимости Орландо примириться с отсутствием на посту Леонардо исправного утюга. Его одутловатое лицо у уголков толстогубого рта прорезали глубокие морщины, чуть прикрытые поседевшими усами. Еще больше поседела растрепанная бороденка. Из-под шапочки — гибрида флотской бескозырки и арестантского картуза — на шею падали пряди нечесаных косм. Благодаря этой шапочке и этим космам он удивительно напоминал какого-нибудь провинциального дьякона. И лишь одна деталь его облика заставляла вспомнить о том, что мы имеем дело с легендарным покорителем джунглей: угрожающе болтавшийся на широком поясе чехол для ножа. В чехле хранились очки.

Вокруг нас суетились голозадые мальчишки с чемоданами и сумками. «С улицы» заглядывали в окна любопытствующие женские лица. Пахло сеном и краской. По дощатому полу неторопливо следовал исполинский таракан.

Спустя несколько мгновений Орландо прокричал в трубку: «У меня — все! Привет. Кончаю!» Встал, огляделся по сторонам и закричал одному из мальчишек:

«Кокоти! Возьми у меня в тумбочке ключи и сбегай за чистым бельем для гостей. Да не забудь полотенца!»

Потом он повернулся к нам и, вонзившись в меня широко расставленными цепкими глазами, протянул руку:

— Так это вы — советский журналист?

— Да. Меня зовут Игорь.

— Знаю, знаю. Меня уже предупредили по радио. А где же ваша бригада?

— Какая бригада?

— Ну, эти самые... операторы, осветители и все такое прочее.