Леонид Платов - Архипелаг исчезающих островов

Я вскочил и стал торопливо одеваться.

В дверь постучали:

— Алексей Петрович, это я, Сабиров!..

— Да, да. Войдите!

Оказалось, вахтенный начальник только что доложил капитану, что откуда-то тянет дымком. Капитан решил пока тревоги не объявлять, но приказал Сабирову обойти и тщательно осмотреть корабль.

Источник подозрительного запаха обнаружить не удалось. Замечено было, однако, что на палубе пахнет гораздо сильнее, чем в кубриках, каютах и машинном отделении.

Действительно, когда я вместе с Сабировым поднялся наверх, запах стал ощутительнее. Неужели горело на палубе? Но где?

То тут, то там появлялись силуэты участников экспедиции. Они бестолково бродили по палубе, сталкиваясь друг с другом и обмениваясь недоуменными замечаниями.

Какая-то нахохлившаяся, с поднятым воротником фигура очутилась даже на капитанском мостике. Это было против правил. На мостик, помимо моряков, поднимались только я, Андрей и Степан Иванович. Но капитан не обратил внимания на пришельца и не выпроводил вон (для этого Федосеичу достаточно было лишь вопросительно поднять мохнатые широкие брови). Капитан был погружен в раздумье. Стоя у перил, он пристально вглядывался в сторону берега.

— Ну и туман! — сказал я, ни к кому не обращаясь. — Туман, а влаги нет. Какой-то сухой, удушливый и…

Я так и не подобрал сравнения.

— А у меня что-то неважное самочувствие, — подала голос из угла нахохлившаяся фигура, и тут мы узнали в ней Союшкина. — Сначала было холодно, теперь стало жарко. Вам тоже жарко?

— Черт знает что! — пробормотал Сабиров. — Тут люди о корабле переживают, а он с самочувствием со своим…

Я совсем было собрался спровадить Союшкина с мостика, чтобы не надоедал своими разглагольствованиями, как вдруг почувствовал, что и впрямь жарко. На этот раз “Штатный скептик” был прав, в воздухе определенно потеплело.

Сабиров шагнул к будке, в которой был тут же, на мостике, установлен термометр, нагнулся к нему, удивленно крякнул.

— Вы что, товарищ Сабиров?

— Семнадцать градусов выше нуля!

— Семнадцать? Не может быть!

— Нет, точно, Алексей Петрович. Проверьте сами: семнадцать. За Полярным кругом — семнадцать! А полчаса назад было всего шесть. Я записывал в вахтенный журнал… Отчего это так скакнула температура?

Он выпрямился и застыл, глядя в сторону Союшкина, как завороженный.

— Я не знаю, отчего скакнула температура, — сказал тот, высокомерно вздергивая подбородок. — Что вы уставились на меня, товарищ Сабиров? На мне, я думаю, ничего не написано!

— Правильно. Зато за вашей спиной… Союшкин поспешно обернулся:

— За спиной нет ничего!

— На небо, на солнце смотрите!

— О!..

Солнце висело в паутине рей прямо по курсу корабля. Оно медленно всплывало над морем, но, вопреки здравому смыслу, не светлело, а темнело, постепенно затягиваясь мутной, коричневатого оттенка пеленой.

— Затмение? — неуверенно начал Союшкин.

— Ну конечно, пожар! — сказал я, переводя дыхание. — Но не на корабле, а за много километров от корабля. Правильно, Никандр Федосеич?

— Гарь, — коротко сказал капитан.

— Ветер дует с юго-запада. Так, товарищ Сабиров?

— С юго-запада, Алексей Петрович.

— Вот вам и разгадка. Когда задул ветер?

— Часа полтора назад.

— Тогда и дымком потянуло?

— А! Тайга горит, — догадался Союшкин.

— Где-то очень далеко от нас, — подтвердил капитан. — За сотни, а то и тысячи километров.

Воздух все больше наполнялся мглой, через которую едва просвечивало солнце. Это был какой-то коричневатый, непривычный на море, сухой туман. Едкий запах все усиливался. На палубе стало трудно дышать, и я разогнал по каютам и кубрикам всех, кто не стоял вахту.

— Да, где-то пылает вовсю, — сказал Андрей, спускаясь следом за мной по трапу. — Вон куда дымок дотянуло! Из тайги — в Восточно-Сибирское море!

Этот далекий пожар в тайге задержал наш корабль. Мгла сделалась настолько густой (в каютах пришлось работать при электрическом освещении), что плавание, особенно в непосредственной близости берегов, было небезопасно. Федосеич приказал застопорить машины и стать на якорь.

Как полагается, необыкновенное происшествие с педантичной точностью было занесено в вахтенный журнал. Кроме того, я распорядился, чтобы о гари радировали на Большую землю.

После полудня, когда температура упала до двух градусов, туман рассеялся и “Пятилетка” продолжала плавание, снова донеслась весть о пожаре.

Во время обеда Вяхирев включил радио в кают-компании.

— “…огнем охвачены огромные пространства тайги, — услышали мы продолжение “Последних известий”. — На тушение пожара брошены десятки самолетов. В тайгу из ближайших населенных пунктов направилось значительное количество спасательных команд. По мнению старожилов, это один из самых грандиозных лесных пожаров за последние годы. Дым от пожара покрывает чрезвычайно большую территорию. Речные корабли и плоты двигаются по Лене в сплошном красноватом тумане. Есть сведения, что запах гари доносится даже до моря и отмечен на кораблях, совершающих каботажное плавание 19 19 Каботажное плавание — плавание вдоль берегов. …”

Вот каков был пожар, о котором мы сначала узнали по запаху и лишь потом услышали по радио!

Но этим не кончились причуды юго-западного ветра. Обед был прерван Сабировым.

— Пожалуйте наверх, Алексей Петрович, — сказал он в переговорную трубу, которая соединяет кают-компанию с капитанским мостиком, и в интонации его голоса я различил удивление. — Справа по курсу — пестрые пятна!

Справа по курсу были льды берегового припая. Выглядели они неприглядно. В трещинах выступила мутная вода, мокрый снег смешался с песком и пучками прошлогодней травы. Похоже было на пустырь, заваленный мусором, или на болото поздней осенью.

Но сейчас льдины приобрели неожиданно нарядный вид. На них видно было что-то пестрое.

— Странно! Очень странно! — бормотал капитан, опуская бинокль и тщательно протирая линзы носовым платком. — Никогда не видел такого.

— Совсем цветы, а? — заметил Андрей. — Клумбы цветов.

— Цветы? — переспросил капитан — Что вы! На льду?

— Нет, скорее водоросли. Вы рассказывали, что видели как-то скопление морских водорослей на льду…

— Но те были одноцветные — зеленые… Странные пятна переливались всеми цветами радуги.

Такие появляются перед глазами, если долго смотреть на солнце. Однако после полудня солнце спряталось за облаками. Самым зорким из нас оказался сигнальщик.

Обо всем, что возникает в поле его зрения, он обязан докладывать, не раздумывая, без запинки. Но голос сигнальщика дрогнул и осекся, когда он сказал:

— Бабочки…

Мы убедились в этом, когда, огибая мыс, корабль подошел ко льдам вплотную.