Гавриил Давыдов - Двукратное путешествие в Америку морских офицеров Хвостова и Давыдова, писанное сим последним

Хвостов поехал тотчас в деревню. Можно себе представить удивление и печаль всех его родных, a особливо матери, любившей его с великою горячностью, расставание их было тяжкое и слезное. Он сам, любя чрезмерно родителей своих чувствовал скорбь раздирающую душу его; но щадя нежность матери шутил, притворялся веселым, и не допускал стесненным в груди своей слезам и воздыханиям являться наружу. Напоследок вырвавшись из объятий и лобызаний их ударил по лошадям и ускакал. Едва оставшись один, совершил он несколько пути, как природа взяла свое, и наказала его за сделанное ей принуждение. Он упал. в обморок и по пришествии в чувство горькими рыданиями заплатил ей должную дань. Возвратясь в Петербург, не долго они мешкали и через несколько дней оба вместе с товарищем своим отправились в Америку. Читатель в книге сей увидит первое их путешествие.

Напоследок по прошествии двух лет они возвращаются из Америки. Казалось, что желание их было удовольствовано: они совершили сухим путем далекий путь, плавали по морям редко посещаемым, видели множество различных городов, стран, народов, принесли Американской компании не малую услугу, пользу, и возвратились благополучно. Что принадлежит до стяжания имения, оное никогда не было их предметом, и потому приехали они назад точно таковыми же, как поехали, то есть имея все свое богатство на плечах своих.

Хвостов однако же скопил восемьсот рублей, которые хотел подарить Матери, но она не согласились их принять. Итак по всем сим обстоятельствам надлежало ожидать, что они оставят Американскую компанию и поступят опять во флот; Отец и мать Хвостова желали того; но опасаясь избирать для него жребий, не смели ничего ему советовать. Между тем Американская компания, будучи ими весьма довольна, приглашала их снова идти в Америку, обещая им двойное против прежнего содержание, то есть каждому по четыре тысячи рублей в год. Два или три месяца прошли в неизвестности и сомнении. Наконец стало наступать время, что надлежало или остаться или ехать. Хотя Хвостов собирался с такою же бодростью, как и прежде, не показывая ни малейшего вида нехотения, однако ж не смотря на великую его при отце и матери осторожность, приметно было иногда, что он принуждал себя казаться спокойным, но что вторичное путешествие сильно тяготило его душу. Таковые чувствования не могли сокрыться от проницательных взоров матери и других ближних родственников. Они покушались отвратить его от намерения не совсем еще утвержденного, но он тотчас принимал на себя веселый вид, и показывал непреоборимую в том твердость, так что поступок его казался быть некоторою загадкою; ибо не было никаких достаточных причин к утверждению в нем толь непоколебимой решительности. Любопытство видеть далекие страны не могло его побуждать, поелику он уже был там; надежда иметь случай к прославлению имени своего была весьма слабая и непредвиденная; назначаемое ему от Американской компании денежное содержание, хотя конечно по состоянию его было не малое, однако ж оное, по совершенной бескорыстности его и беспечности о собирании богатства, так и по самому опыту первого путешествия, не могло быть побудительною в нем причиною. Итак примечаемое в чувствованиях его противоречие и борьба с самим собою скрывали в себе некое таинство, которого ни кто не мог проникнуть, и которое не прежде открылось, как в то время, когда уже предприятие сие по сделанным с Американскою компаниею обязательствам непременно было утверждено. Тогда за два или за три дни до отъезда своего Хвостов приходит к отцу своему и матери, приносит им те деньги, которые, как мы прежде упоминали, мать не хотела взять от него, и сверх того подает еще некоторую бумагу, прося принять оную. Они берут бумагу и читают. Она содержала себе обязательство Американской компании, состоящее в том, чтоб во все время пребывания его в Америке, из следующих ему четырех тысяч рублей, половину ежегодно выдавать здесь в Петербурге отцу и материи его. Мать по прочтении сей бумаги хотела в первом движении чувств своих изорвать оную, и обливаясь горькими слезами вскричала: Как Ты для нас жертвует собою! Но он, не дав ей докончить слов, бросился пред нею на колени и целуя у ней руки говорил: выслушайте меня- матушка! дело уже сделано; я не могу более остаться здесь, для того рыдаю и прошу вас, не отнимайте у меня сего единственного утешения: оно будет меня услаждать в разлуке с вами, и ежечасно напоминать мне, чтоб я берег жизнь мою, которая для вас полезна. Сими и подобными сим представлениями убедил он мать и отца принять предлагаемое им от него пособие. И так вот открытие той тайной причины, которая побуждала его ехать в Америку! вот редкий и поразительный пример сыновней любви! Что делает он для облегчения участи своих родителей? Мало того, что осмеливается за них броситься к ногам ИМПЕРАТОРА, и исходатайствованною сим средством милостью отвращает некоторым образом их нужды, мало того — Он посвящает еще жизнь свою терпению, трудам, опасностям, и для благоденствия своих родных осуждает себя долговременно скитаться в отдаленнейших странах между дикими народами. He скоро можно поверить таковому подвигу, однако к чести человечества оный не есть сказка, но точная быль.

Когда напоследок все решено было, и они с товарищем своим Давыдовым (ибо сей не хотел отстать от него) приготовлялись к дороге, тогда в Хвостове казалось возгорелся некий новый пламень к сему путешествию. Причиною тому было, что однажды он пришел к Министру Коммерции, который спросил у него, что если откроется какая нибудь требующая особливых трудов и отважности Экспедиция, согласится ли он принять на себя исполнение оном? Хвостов с обыкновенным своим жаром ответствовал: чем оная опаснее, тем для меня будет приятнее. Между тем сей вопрос возродил в нем надежду, что может быть откроются случаи, в которых удастся ему оказать больше нежели обыкновенную услугу. С таковою льстящею главной страсти его надеждою (Мая 14 дня 1804 года) отправились они в путь.

Здесь надлежит предуведомить читателя, что за несколько времени до возвращения их в Петербург, Действительный Статский Советник и Камергер Резанов отправился послом в Японию на двух судах Надежде и Неве, состоящих под начальством Капитан- Лейтенанта (ныне Капитана) Крузенштерна. Известно, что Японское Правительство отказало в принятии сего Посольства не вступило в дружелюбные о торговле договоры, и запретило судам нашим приходить в их порты. Все сие можно подробнее видеть в путешествии изданном от Капитана Крузенштерна.

Между тем Хвостов и Давыдов в исходе Августа приехали в Охотск, откуда на судне Марии отправились в Америку, но за сделавшеюся в судне их великою течью принуждены были для спасения оного идти в Петропавловскую гавань, где по причине позднего времени остались зимовать. На другой год (то есть 1805) в Мае месяце, по неудачной поездке в Японию, приходит туда же и фрегат Надежда на котором находился Посол Резанов. Таким образом Хвостов и Давыдов соединяются с ним и поступают под непосредственное его распоряжение и начальство. Вскоре потом Крузенштерн с двумя судами своими отравляется обратно в Россию, a Резанов для поправления дел Американской компании остается в том краю и отплывает с Хвостовым и Давыдовым в Америку.

Читать дальше