Гавриил Давыдов - Двукратное путешествие в Америку морских офицеров Хвостова и Давыдова, писанное сим последним

Мы продолжали путь наш по левому берегу Акачана, дабы избежать через сию реку бродов, кои бы нас остановили, хотя дорога тут была гораздо длиннее и чрезвычайно дурна. С великим трудом объехали мы вокруг горы Соколий камень, по дороге из неровных острых каменьев, где по самой реке, a где по отрубу превысокого берет. Все время шел пресильный дождь.

В пяти верстах от Сокольего камня, перешли вброд Огненную речку получившую имя сие по чрезвычайно быстрому её течению. Брод был так глубок, что мы во — время самого проливного дождя ехали по пояс в воде; и можно было сказать, что мы между небом и землею пробрались сквозь воду. Проехав после сего два поля называемые Когон Итыт (подстреленный селезень), остановились ночевать у Кенгайского брода.

Кен-чай значит широкое каменное поле; a брод потому назван Кенсайским, что в сем месте река широко разлилась и течет по каменному дну. В сей день перешли мы до сорока маленьких речек и ручьев. Вечером дождь, перестал, но в четвертом часу утра опять пошел и столь сильный, что Якуты даже не хотели подниматься с ночлега, хотя они с удивительным терпением переносят дурную погоду, да и после дождя редко просушивают платье и обувь.

Все наши спутники собрались в палатку, в коей двое только или трое могли спать. Дождь, загнавший нас в сие тесное убежище, не переставал лить рекою. Дорога Охотская и без того трудна, но на сей раз стеклось еще и множество препятствий. Признаться должно, что осы, овода, комары, варнаки, дожди, броды, были такие обстоятельства, от которых или всякое терпение должно было сокрушиться, или всякая нетерпеливость окрепнуть.

Дождь продолжался еще в шестом часу утра послали ловить лошадей, но Якуты так не охотно собирались, что мы не могли отправиться в путь ранее одиннадцатого. Вчера вокруг нас было сухо, a сегодня увидели быстротекущий ручей: таковых без сомнения произошло весьма много от дождей, и мы должны будем беспрестанно переходит их вброд. Акачан разлился чрезвычайно широко и представлял прекрасное зрелище. пригорки покрытые летом, сделались островками, по реке неслось множество вырванных с кореньями деревьев, кои останавливались иногда утех островов. Нельзя не удивиться до какой степени поднимаются здесь воды, когда в сухое время ехав около здешних рек увидит целые деревья лежащие высоко на ветвях других. Наконец приблизившись к небольшой речке, стали мы переходить ее вброд. Первый Якут повел четырех лошадей: три задних оторвались, унесены были быстротою течения, запутались в наносный лес и утонули, так что с великою опасностью могли спасти кладь. После того начали переводить по одной лошади и другим местом, где переплыть должно было не более сажени. Здесь перевели благополучно и только что пере, мочили все сумы. Хорошо, что мы имели четырех запасных лошадей, и потому от потери трех не вышло никакой остановки. Верстах в сорока от Капитан-Тарына, проехали ледник или наледь Кен-чай, длина коей до двух верст, a ширина около одной; но обыкновенно бывает она длиною около 10-ти верст. В 4-м часу остановились около Кен-чай и Ламковой речки, потому что вода в ней была очень велика, a Якуты были так напуганы, что говорили: если поедут через сию речку, то потопят остальных лошадей и сами все потонут. Таким образом принуждены мы были разбить палатку на мокрой тундре, или сказать попросту в болоте. Мы расположились в ней следующим порядком: наклав чрезвычайно много лиственничных ветвей, постлали на них войлоки, a седла, как обыкновенно, положили в головы: ружья и пистолеты поклали между сими постелями, a сабли по бокам оных; у входа же палатки, поставили ящик и сухари. По сделании сего легли на мокрые войлоки и ожидали с немалой скукою конца худой погоды.

В 4 часа солнце показалось на одно мгновение, но потом небо снова покрылось мрачностью так, что находящийся менее полуверсты от нас горы, стали невидимы и дождь полил сильнее прежнего. Мы до костей промокли и дрожали от холоду. Скука наша умножалась еще более от воображения, что если дожди задержат нас долго в дороге, судно может уйти в Америку прежде нашего приезду в Охотск: тогда мы принуждены будем зимовать в сем городе и потерять целый год времени.

Иногда Якуты не останавливались на хороших кормовищах, a просили ехать далее говоря, что тут пьяная трава растет. — Что за пьяная трава? — Когда лошадь поест оной, то взбесится, бросается всюду, a потом околевает, спасти же ее тем только можно, что бы скорее оседлать и скакать на ней до того времени, как сделается в поту и в мыле. Однако никто не знает по виду сего вредоносного растения; но Якуты наслышавшись на каком кормовище лошади бесились, никогда уже на оных не останавливаются полагая, что там пьяная трава находится.

От Якутска до Аллах-Юны, лес по большей части Лиственничник и сосна, гораздо в меньшем количестве береза, осина, ольха, и кедровый сланец, много тальнику и ернику вообще лес мелок с Аллах — Юны оный в некоторых местах крупнее, особливо лиственница, потом пойдет много топольнику, коего прежде совсем не видели; но сосна становится реже, a на конец и вовсе исчезает. По дороге растет голубика, красная и черная смородина, последняя изредка, также довольно морошки и княженики.

Мы остановились не далее трех версте от той речки, где лошади наши утонули, почему некрещеные Якуты взяв котел отправились назад, дабы поесть досыта лошадиного мяса. Известно, что Якуты великие обжоры, и жирная лошадь самый лакомый для них кусок, но крещеные показывают при Русских, что He употребляют сего кушанья, хотя в улусах живут точно также как и все другие. Якуты едят не только тех лошадей, коих нарочно убивают, но и колеющих, даже иногда от заразы, от чего после и сами умирают. В третьем году Алданские Якуты поехали на сенокос, в которое время они обыкновенно пируют, то есть едят сколько могут. У сих была жирная лошадь. Она вдруг упала; Якуты подбежали посмотреть и нашли ее к удивлению своему мертвою. По обыкновенному суеверию вздумали, что дьявол убил ее; что однако не помешало им отведать мертвечины. Спустя несколько часов показалась у всех на теле опухоль, a потом и раны. Через двое или трое суток многие померли, a y иных места, где были раны, совсем выгнили. Тоже самое случилось и в тоже время на Амге и Аллах Юне, где был падеж на лошадей, которых Якуты не переставали до того времени есть, покуда сами многие перемерли Тогда прибегли они к своим Шаманам; сии упрашивали дьяволов, что бы не умерщвляли более лошадей, но зараза от того не менее продолжалась до самой осени. Между рогатым скотом и лошадьми оная также открывалась опухолью, претворявшеюся потом в раны и столь была сильна, что если кто до опухоли дотрагивался рукою, то на оной делались прыщи, a после раны. Сей случай выучил Якутов, и ныне они не ели уже падающих лошадей, хотя на Аллах-Юне зараза и много оных переморила. Ночью лед на Кен-Чайской наледи часто обваливался с превеликим шумом. По утру возвратились наши Якуты, привезли с собою целую ободранную лошадь и сказывали, что на месте съели по два только котла на брата, ибо время было холодно. Co всех трех лошадей сняли они гривы, дабы возвратившись в ночлег свой показать, что лошади поколели а не проданы, однако под сим видом, когда при конвое нет хозяина лошадей, работники нередко лучших из них съедают, a гривы привозят домой.