Гавриил Давыдов - Двукратное путешествие в Америку морских офицеров Хвостова и Давыдова, писанное сим последним

Поутру отправился из гавани при весьма хорошей погоде, но скоро сделалось пасмурно при свежем ветре, и с полчаса шел дождь. Мне надобно было переехать через пролив, между Кадьяком и Афогнака находящийся, ширина которого около 18 верст, на Афогнаке пристали мы к Рубцовой одиначке, где построена русская изба, Одиначками называются здесь те места, на которых нет селения природных жителей; но живет один промышленник с несколькими Каюрами. Летом он смотрит за ловом рыбы, a осенью за промыслом лисиц кляпцами.

Крепкий ветер от W не позволил отправиться далее. Сего дня я очень хорошо пообедал, ибо настрелял много уток и маленьких куличков, a вчерась поймали рака.

Жестокий ветер принудил меня и сии сутки остаться здесь. Однако же не смотря на крепкую погоду, поехал я стрелять около берет. С начала подстрелил одну утку, за которою долго гонялся и наконец потерял ее из виду. потом проехав далее убил еще несколько птиц, и на возвратном пути увидел опять подстреленную прежде ушку, и стал за оною снова гоняться.

Она устав, тихо уже ныряла и один раз показалась из воды столь близко, что я хотел ударить ее веслом, но наклонившись слишком много потерял равновесие и опрокинул байдарку. Я пробыл несколько времени в воде вниз головою, покуда, освободив ноги мои из обтяжки, толкнулся ими вынырнул довольно далеко от байдарки; бывшее на мне тяжелое платье погружало меня на дно, притом же я не мог скоро опомниться, захлебнувшись от морской воды; но двое из Американцев, поймали меня за воротник и притащили к опрокинутой байдарке, за которую, все мы ухватились правыми руками, a левыми гребли, и таким образом добрались до берет. После сего поймали однако утку, виновницу нашего несчастного приключения; но между тем платье на мне обмерзло и я оставив гребцов своих побежал в селение Коняг, отстоящее около версты: там высушил платье и обогрелся.

В 6 часов утра отправился в путь при ясной, тихой, но весьма холодной Погоде. Из пролива, находящегося между островками, лежащими по северную сторону Кадьяка, увидели мы снежные горы Аляски (или Аляксы), из которых многие в расстоянии 60 или 70 верст отсюда, казались выше самых высочайших гор Кадьяка. Вообще весь берег полуострова Аляски чрезвычайно высок, a от сего зимы бывают там несравненно жестче, нежели на Кадьяке, отделяющемся от Аляски проливом в 40 верст. Проехав те островки, стали объезжать большой мыс Кадьяка, далеко выдавшийся в море. Около оного киты играли, и некоторые столь близко нас выныривали, что слышно было их дыхание, имеющее весьма отвратительный запах. После сего проплыли Уганакский островок и хотели обогнуть мыс Кулюгуму, но свежий ветер от запада и довольно большое волнение, принудили спуститься в Уганакскую губу. Вечером был мороз и я очень ознобил правую руку, ибо волнение, приходящее с той стороны, часто оную обливало, a я весьма легко был одет. Поздно уже пристали мы к Уганакскому селению, где и расположились ночевать в пустом доме, который потому оставлен Американцами, что говорят будто под полом оного всегда слышен шум по ночам, и что выходит привидение в виде женщины, с распущенными волосами и с закрытым лицом, исключая светящихся глаз. Но я от сильной гребли чрезвычайно устал, уснул мертвым сном и не видал никакого призрака.

Поутру при холодной от запада погоде отправились мы и объезжали длинный мыс, дабы потом поворотили в пролив, отделяющий Уганакский островок от Кадьяка. Но как до селения на том островке проливом очень далеко, то мы пристали с противной стороны в небольшую бухту, перешли через остров пешком, не более трех верст до селения, a байдарки перенесли на себе.

Крепкий северный ветер задержал здесь, но я ни мало не был тем огорчен; ибо для меня все равно, в том ли селении островитян быть, или в другом. Вечером гостившие здесь Аляксанцы с несколькими жителями, плясали по Колюжски. Я потчевал всех табаком, и один старик вставал с места и благодарил меня за всех. Днем ходил я с ружьем или играл с дикарями в их игру называемую Каганак, описание которой мы после увидим.

Известно, что Коняги не столько боятся смерти, как того, что их секут. Вскоре после нашего прибытия на Кадьяк один промышленник высечен был за дерзость и ослушание кошками. От чего между Американцами пронесся слух, что привезли из Охотска такие плети, которыми больно секут. Сие подало повод одному из здешних жителей придти к матросу, бывшему со мною, и спросить его: больно ли секут кошками? — Отведай, тот отвечал. Островитянин ушел от него, но скоро возвратился с тонкою веревкою, сплетенною из жил, и подавая оную матросу, просил сечь его. Матрос, находя подобную просьбу весьма смешною, положил Американца, и сложенною в двое веревкою ударил его гари раза изо всей силы по голой спине. Коняг вскочил и в тут же минуту скрылся, оставшись конечно не в весьма выгодном мнении о наказании кошками.

Ездил я в байдарке в небольшую закрытую бухту, вдающуюся в Уганакский остров. Она кажется сделанною руками человеческими: устье её совершенно походит на крепостные растворенные ворота, высеченные в каменном бруствере, и не шире семи сажень, хотя довольно длинно. Течение в сем месте чрезвычайно быстро, и когда во время отлива останется воды не более трех фут, то она имеет весьма приметный наклон к морю и кажется опущенною по шлюзу. Берет сего рукава или устья губы, всюду отвесны, за оным находится залив подобный ковшу, посредине которого лежит островок. Окрестные места производят лес, a по берегам растет кустарник. С великим трудом поднялся я по сему рукаву, хотя в сие время вода и довольна была высока; спускаясь же по оному в малую воду, должно было держаться только на веслах, ибо казалось что плыл по порогу, где волнение от быстрины воды сделалось совершенно толчеею.

В 3 часу пополудни ветер стал тише, и я отправился к гавани. До перемены течения должно было простоять у пролива Быстрого, названного так по сильным быстринам в оном, против которых байдарки сгребать не могут. Когда вода пошла на убыль, то пустились мы в путь. Я задремал, но необычайный шум разбудил меня, причиною тому был не большой водоворот при конце быстрого пролива. Мы должны были плыть по оному с великою осторожностью, поддерживая веслами байдарку, дабы оную всплесками не опрокинуло. Ночь была самая тихая и ясная. Когда байдарки разлучались, то стрелял я из ружья, дабы на звук сплывались они опять вместе. путешествие наше казалось весьма приятным, и мы перегребли наискось пролив между Кадьяка и Афогнака, хотя таким образом ширина его будет около 25 или 30 верст. Я застрелил Лебедя у самой почти гавани, к которой прибыли мы в пятом часу утра. От Уганакского острова считают до гавани около 90 верст: и так мы сие расстояние переехали на гребле меньше нежели в одиннадцать часов, если выключить время, которое простояли у залива быстрого.