Райнхольд Месснер - Хрустальный горизонт

На улице, кроме нескольких солдат, китайцев не видно. По своей воле, пожалуй, ни один из них не будет здесь жить. Их организм не приспособлен к высоте 4000-5000 метров. Адаптация проходит медленно, причиняя физические страдания. У женщин-китаянок часто бывают выкидыши, высока детская смертность.

В Шигацзе есть маленький рынок. На грязном брезенте крестьянин разложил не поддающиеся описанию останки яка. Мясо облеплено мухами. Рядом лежит чеснок, который мы покупаем для базового лагеря. Затем я вижу маленького лхаса апсо. Этих собачек раньше могли разводить только почтенные ламы в Потале и аристократия в Лхасе. Первые экземпляры были завезены в Европу в начале нашего столетия. У меня есть две такие собачки, и на одно мгновение меня охватывает тоска по дому. По-моему, только в Мюнхене этих животных сегодня больше, чем во всем Тибете.

На следующий день нам предстоит проехать свыше 300 километров. Справа и слева в желтом песке пустынного ландшафта стоят букеты голубых цветов, воткнутые в песок детьми. Мы завязали рот и нос шарфами от всепроникающей пыли.

Старые путешественники по Тибету восхваляли крепость Шегара как своего рода чудо света. Цзонг, что по-тибетски означает замок, это смелое дилетантское сооружение. На острой конусообразной скале высотой около 300 метров раньше стоял так называемый «Хрустальный замок». С лежащим ниже монастырем он был соединен зубчатой стеной, стоящей на жуткой крутизне.

Мы подъезжаем уже ночью. В ярком свете луны в небо, как пальцы, тянутся остатки разрушенного замка. Мы совершенно разбиты. Заползаем в постели в лагере-общежитии. Однако на следующее утро, невзирая ни на что, поднимаюсь по крутой тропе на самый верхний зубец Цзонга: раньше тибетцы приносили здесь жертвы «белоснежной богине», как они называли Джомолунгму. Ее можно увидеть отсюда. В обе стороны простерла она свои белые руки. Я смотрю на белоснежную горную цепь с волнением влюбленного юноши.

Тибетка, одетая в кофту цвета красного вина и длинное черное вязаное платье, которое поддерживается пестро-полосатым шерстяным передником и большой серебряной пряжкой, приносит нам в гостиницу завтрак. Едим бобы, паровую лапшу, рыбу и маринованные овощи. Голова тяжелая, сказывается влияние высоты и недостаток сна. В предрассветных сумерках забираемся в джип.

Джомолунгма, Эверест

Ландшафт здесь имеет более мягкие очертания, чем между Шигацзе и Лхасой. Однако по мере приближения к гималайскому хребту, лежащему на юге, на границе между Тибетом и Непалом, высокогорное плато становится все более бедным. Через два часа езды мы достигаем перевала на высоте более 5000 метров. Над морем плотных облаков вздымаются вершины восьмитысячников: Макалу, Лхоцзе, Эвереста, Чо Ойю и Шиши Пангмы. Выходим из джипа, на нас бессмысленно таращит глаза странное существо с ружьем на плече. Это, должно быть, тибетский охотник. Откуда он пришел, куда идет – не определить. По-видимому, он живет в одном из шатров, что раскинули кочевники в стороне от дороги.

Взволнованный невероятной картиной ледяных великанов, я рассказываю Нене, как в представлении тибетцев возник мир. Все началось с пустоты, темной пустоты.

Из этого Ничего возник ветер. Он дул со всех четырех сторон, постепенно наполняя пустоту. Шли годы, ветер становился сильнее и мощнее и создал большую молнию. Из молнии образовались облака. Из облаков полил дождь, его капли были размером с колесо повозки – так образовался первобытный океан. Когда его поверхность успокоилась, снова поднялся ветер, взбил на поверхности воды пену, которая стала густой, как сливки, потом превратилась в масло. Так образовалась земля. В середине ее находилась большая гора из драгоценных камней – здесь жили боги. Вокруг нее расстилалось море, а вокруг моря – кольцо золотых гор. По ту сторону этих гор лежало другое море, оно также было окружено горами, а за ним – еще одно: семь раз земля, семь раз вода. За последними горами простирался внешний океан, из которого, как острова, поднимались четыре мира. Каждый имел свою форму. Мир юга – конус, направленный вершиной вниз; западный мир – круг; богатая земля севера – четырехугольник; восточный мир – полумесяц. Вселенная была погружена во мрак. Боги не нуждались в свете. У каждого из них был внутри собственный свет. Однажды один из богов обнаружил сок, который тек из земли. Все отпили его, и их силы, их свет уменьшились; они потеряли свое бессмертие. Так боги превратились в людей. Этот мир, хотя и зависел от солнца, луны и звезд, был все еще царством изобилия. Здесь для каждого каждый день вырастал один плод – пока один жадный человек не обнаружил на своем дереве два плода, он сорвал и съел их. На следующее утро для него не выросло ни одного плода и он был голоден, – так голоден, что взял чужой плод. Теперь у этого не оказалось пищи, и он украл плод у следующего. Эти боги, ставшие людьми, были мужчинами. Но из-за ссоры их чувства и мысли изменились. Один из мужчин оторвал от туловища свои половые органы и стал женщиной. Появились дети, и вскоре мир наполнился женщинами и мужчинами, которые производили на свет новых детей...

С заоблачной высоты перевала мы смотрим на этот удивительный мир. Ни одному тибетцу не пришло в голову забраться на какую-нибудь из вершин, потому что для них горы – это обиталище богов. Задолго до того, как в страну потянулись первые экспедиции, в горы предпринимали паломничество местные жители. Ронгбук стал одним из мест такого паломничества.

Несмотря на высоту, на перевале мельтешат бабочки, под ногами снуют мелкие животные. Давно наступило время муссона, однако в долинах дождей еще нет и пирамидальная вершина Эвереста бесснежная и темная. Постоянный северо-западный ветер почти полностью очистил от снега последние 1800 метров перед вершиной. Мысль о том, что я один раз уже стоял на этой вершине, кажется сейчас невероятной.

Дорога, проложенная китайцами между Шегаром и Ронгбуком почти 15 лет назад, сначала идет вверх на высоту 1500 метров и спускается по другой стороне перевала в обращенную на юг долину Аруна к базовому лагерю под Эверестом. Есть еще старая дорога к Ронгбуку – от Тингри через Ламна Ла, однако в Пекине нас решительно отговорили от того, чтобы ехать по ней во время муссона.

Чуть ниже перевальной точки я вижу молодую женщину, которая заступом и лопатой убирает с дороги камни. Ее загорелый лоб покрыт потом. Ей около 20 лет, и ее совершенно одну прислали сюда на несколько недель для дорожных работ. Шесть дней в неделю по восемь часов в день она машет лопатой. Ночью спит в своей палатке на краю дороги. Она еще никогда в жизни не бывала в Лхасе. Когда я смотрю на ее равнодушное лицо, мне становится ясно, что сказочная Шангри Ла, которую мы, европейцы, ищем в Тибете, не будет найдена. Тибетцы носят ее в душе, в сердце.