Генри Мортон - По старой доброй Англии. От Лондона до Ньюкасла

Утесы в этой части побережья выглядят совершенно неприступными. Наверное, именно по этой причине морские птицы избрали их для выведения своего потомства. Из Исландии сюда прилетают морские кайры — очаровательные птицы, немного смахивающие на пингвинов. И не они одни. Компанию кайрам составляют серебристые чайки, моевки, большие бакланы, тупики (которых за красный крючковатый клюв здесь прозвали «морскими попугаями») и множество других перелетных птиц. В середине лета прибрежные скалы буквально кишмя кишат пернатыми.

Схема, по которой действует Сэм Ленг, предельно проста. Напялив на себя рабочую экипировку и закрепив на поясе веревку, он подает знак своим подручным, и те медленно спускают его с вершины утеса. Появление человека вызывает страшный переполох среди обитателей скал. Правда, реагируют они по-разному. Некоторые птицы, к примеру моевки, являют собой образец нервных, беспокойных родителей: они суматошно кружат вокруг незваного гостя, оглашая окрестности хриплыми криками. Другие — как кайры — демонстрируют более спокойное, философское отношение к жизни. Они попросту снимаются с места и улетают на морские просторы. Возможно, они не осознают опасности, которая угрожает их гнездам. Но мне кажется, что кайры воспринимают непрошеное вторжение человека как долгожданную передышку в родительских трудах. Они без возражения покидают свои ярко-голубые яйца, в их булькающих возгласах слышится беспечное: «Привет ревизору! Все понимаем — плановый контроль рождаемости». Опустившись на морские волны, кайры принимаются развлекаться всеми известными им способами: плавают, ныряют, переворачиваются в воде, демонстрируя небесам свое белое брюшко… а то еще встанут столбиком и быстро-быстро хлопают крыльями по воде. И все это время бросают веселые взгляды в сторону Сэма Ленга, как бы спрашивая: «Ну, что? Еще не пора возвращаться?»

— С кайрами очень удобно работать, — сообщил Сэм. — Гнезд они не устраивают, просто откладывают яйцо на край скалы. В кладке обычно лишь одно яйцо. Но если я его заберу, то кайра откладывает второе яйцо. Иногда даже может отложить и третье, если с первыми двумя не повезло.

Экие обязательные птицы эти кайры!

— А для чего вы надеваете металлическую каску? — поинтересовался я.

— Чтобы защититься от падающих камней — это главная опасность в нашей профессии. Как-то раз мне на голову свалился осколок скалы, и если б не каска…

Я осторожно подполз к краю обрыва и посмотрел вниз — туда, где на глубине четырехсот футов висела крошечная скорчившаяся фигурка Сэма Ленга. Люлька заметно раскачивалась на ветру, под ногами перекатывались зловещие волны Северного моря. Со всех сторон Сэма осаждали рассерженные птицы, а он бесстрашно перебирался от утеса к утесу, собирая голубые и зеленые яйца.

У меня возникло идиотское желание попробовать себя в этом рискованном занятии, и я попросил разрешения спуститься со скалы. К великому моему удивлению (и ужасу!), Сэм Ленг не стал возражать. Итак, я попался в ловушку собственного безрассудства!

Отступать было некуда, и я безропотно позволил навьючить на себя походное снаряжение мистера Ленга, включая знаменитую металлическую каску. На плечо навесили две полотняные торбы и, прикрепив веревку к поясному карабину, подвели к краю утеса. Здесь мне вручили направляющую веревку и, посоветовав «травить понемногу», отправили в самостоятельное плавание.

Преодолев первоначальный шок, я обнаружил себя висящим над пропастью лицом к отвесному склону скалы. Инстинкт заставил меня поскорее упереться в него ногами. Заняв таким образом почти перпендикулярное положение, я стал судорожно перебирать веревку. Это был ужасный миг: я ощущал себя мухой на потолке. Сверху надо мной нависал край утеса, поросший грубой травой. Оттуда доносились крики: «Трави, трави полегоньку!»

Я был бы рад последовать совету, но как-то не получалось. Думаю, мешала вездесущая сила гравитации вкупе с обуявшей меня паникой. Наконец что-то там наверху поддалось, и проблема решилась сама собой. Я стал потихоньку опускаться, отталкиваясь ногами от поверхности склона. Голоса сверху объявили, что я «отлично иду».

И все бы могло завершиться удачно, если бы в какой-то момент мой ботинок не вышиб камень из меловой скалы. Осколок полетел вниз, и я невольно проследил за его падением. О Боже! Он летел бесконечно долго. Все вниз и вниз — сквозь стаи мечущихся чаек, туда, где на невообразимом расстоянии разбивались волны о прибрежные скалы. Этот нечаянный взгляд дорого мне обошелся! Все нервы завязались тугим узлом в области желудка. Я повис на веревке, окаменев от ужаса. Причем пугала не сама смерть, а вот эта перспектива и дальше висеть над бездной — вращаться, раскачиваться, возможно, даже перевернуться вверх ногами. Наверное, у меня был очень нелепый вид. Несколько чаек подлетели вплотную и прокричали что-то весьма оскорбительное. Внезапно веревка, на которой я висел, показалась мне живым злобным существом, замыслившим какую-то каверзу со смертельным исходом.

Господи, ну почему люди так необдуманно ввязываются в опасные ситуации? Я проклинал себя на все корки. С какой стати мне вздумалось ограбить этих милых, ни в чем не повинных птичек? И зачем только я посмотрел вниз! То, что я увидел, напугало до смерти: сплошная меловая стена, которая тремя сотнями футов ниже переходила в кипящее море. Я принялся отчаянно дергать веревку, требуя, чтобы меня немедленно вытащили. В ответ на мой сигнал веревка натянулась и медленно поползла вверх. Четверо мужчин — свидетели моего бесславного возвращения — встретили меня понимающими улыбками.

— Не переживай, приятель! — сказал один из них. — Ты далеко не первый, кто с полдороги запросился обратно.

— Покорно благодарю! — отвечал я, терзаясь муками самоуничижения.

Сэм Ленг вновь облачился в свое обмундирование и молча скользнул вниз со склона. Он вернулся через пятнадцать минут и достал из мешка два десятка чудеснейших яиц — сине-зеленых с черными пятнышками. Ах, как я ему завидовал в тот момент! Будь я заслуженным генералом, то, не задумываясь, отдал бы все свои ордена и медали за возможность оказаться на месте бесстрашного Сэма Ленга!

Четыре с половиной минуты вы варите яйцо кайры в кипящей воде, затем вооружаетесь чайной ложечкой, разбиваете твердую скорлупу и — пожалуйста! — наслаждаетесь самым восхитительным на свете яйцом. Вкус у него не такой резкий, как у гусиного, и оно не отдает рыбой. Белок у него плотный, слегка голубоватого оттенка, а желток неожиданного, темно-красного цвета. Особым шиком считается заказать яйцо кайры в ресторане отеля. Появление в зале официанта с маленькой подставкой, на которой красуется необычное пятнистое яйцо, нарушает привычную атмосферу английского завтрака. Дети принимают его за раскрашенное пасхальное яйцо и жутко вам завидуют. Они начинают вслух негодовать и требовать такого же подарка. Между столиками витает озадаченный шепот. Кто-то останавливает официанта и расспрашивает об этой диковинке. Затем шум стихает, окружающие с любопытством следят, как вы отправляете в рот первую порцию деликатеса. И все в душе гадают: действительно ли это так вкусно, как вы изображаете? Или, может быть, вы просто рисуетесь? Или вообще взяли яйцо на спор?