Генри Мортон - По старой доброй Англии. От Лондона до Ньюкасла

На ночь римская армия разбила лагерь на верхушке холма — того самого, где нынче располагается город Колчестер. По периметру были выставлены дозоры, и часовые мерно печатали шаг, обходя укрепления. Луна (если той ночью на небе присутствовала луна) ярко освещала многочисленные штандарты перед шатром императора. А сам Клавдий освободился от неудобных доспехов и предавался занятию, более приятному и достойному, с его точки зрения, нежели воинские подвиги. Для него вся эта поездка обернулась лишь дорогостоящим и хлопотным пикником. Должно быть, тогда он впервые отведал английских грибов. Я нисколько не сомневаюсь, что личные повара императора с самого рассвета — покуда еще утренний туман не рассеялся на эссекскими болотами — обшарили окрестности в поисках любимого лакомства хозяина. А поскольку в названии месяца присутствовала буква «Р», то Клавдию наверняка подали и свежих устриц, выловленные в бухте Пайфлит. Я так и вижу картину — как император возлежит на удобном ложе, доставленном с Палатинского холма, и с наслаждением высасывает студенистое желе из створок.

— Чудесно! — говорит он, обращаясь к Авлу Плавтию. — Гораций не обманул: на редкость вкусные устрицы… Не зря приехали.

А часовые все вышагивают под звездами вдоль границ лагеря. Они внимательно прислушиваются к привычному ночному шуму: вот громко трубит раненый слон, а из загона с лошадьми ему в ответ доносится испуганное ржание, деловито стучат молотками армейские кузнецы — пользуясь ночной передышкой, они спешат при свете факелов перековать лошадей и подправить латы легионеров. Чутко вслушивается стража — не раздастся ли какой выбивающийся из общего фона подозрительный звук? Но все спокойно, лишь осенний ветер завывает над темным холмом и уносится вниз, к топким болотам и сонным лесам. Время от времени вдалеке мелькают тусклые, призрачные огоньки — это у костерка коротают ночь изгнанные бритты. Спать они не могут и без конца пересказывают друг другу одну и ту же кошмарную историю о том, как страшные чужаки захватили холм Кунобелина.

Шесть месяцев спустя цезарь вернулся в Рим — вместе с преторианской гвардией, с блестящей свитой, слонами и богатой добычей. Из этого срока он провел в Британии всего шестнадцать дней…

Как много воспоминаний способен породить маленький кусочек красной керамики, если он «сделан рукой Севера»!

Позже, когда я уже направлялся к Бери-Сент-Эдмундс, меня вдруг охватило непреодолимое желание еще разок взглянуть на Йорк. На мой взгляд, это самый прекрасный (и наименее испорченный) город в Англии.

Я не мог думать ни о чем другом — просто мчался на север, наматывая милю за милей.

За окном промелькнули Или, Питерборо… Затем где-то в Сполдинге меня посетило ощущение близости моря. Передо мной простирались отличные ровные дороги и голландские с виду каналы, медленно крутились лопасти ветряных мельниц, и над этой плоской землей плыли фантастические нагромождения желтых облаков, очертаниями своими напоминавшие армаду парусных судов. Вскоре над равниной взметнулся высоченный церковный шпиль Бостон-Стамп, рядом с ним — просторная рыночная площадь и спокойное течение ленивой (будто в Роттердаме) речушки… Я ехал, нигде не останавливаясь. Вперед, вперед, туда, где на холме высится старинный Линкольн с его великолепными башнями. После Линкольна старая римская дорога уходит строго на север. Она тянется прямая, как стрела, пока не упирается в Хамбер.

Стоя на узкой улочке Новой Голландии, я смотрел поверх широкой водной глади (а река здесь имеет три мили в ширину) на очертания далекого Халла. Эта картина радовала мой глаз. Судьба раньше не закидывала меня в Халл, и я решил исправить досадное упущение. Я взошел на борт паромной переправы и почувствовал, что путешествие мое началось.

Описание Королевского города на реке Хамбер и кораблей, проплывающих по его улицам (автор позволил себе некоторые ремарки по поводу китов, викингов и моряков). Глава завершается посещением церквей в Беверли и Селби.

Корабли заходят в самое сердце Халла. Они медленно проплывают вдоль главных улиц, и мачты теряются на фоне столбов линии электропередач. С Северного моря приходят траулеры, их дымовые трубы смешиваются с печными трубами Халла. А уж если говорить о баржах и баркасах, так те и вовсе чувствуют себя хозяевами на Хамбере. Ежедневно можно видеть, как такая посудина неспешно движется по реке. На палубе стоит шкипер и, посасывая неизменную трубочку, с безразличием наблюдает за длинной очередью из трамваев, таксомоторов, грузовых вагонеток с цементом и прочей наземной техники, которая вынуждена терпеливо ждать, пока вновь опустится разводной мост.

В Халле это в порядке вещей! От кораблей здесь не дождешься извинений за беспокойство. Даже не надейтесь! Суда имеют право прохода и пользуются этим правом без зазрения совести. Да и чего им стесняться? Ведь всем прекрасно известно: город живет за счет кораблей.

Халл — такой, каков он был, есть и будет — это в первую очередь корабли.

Именно такую картину я наблюдал в Старом городе. Старый Халл представляет собой крохотный островок, со всех сторон окруженный причалами. Внутренняя территория испещрена узенькими, по-средневековому кривыми улочками. По контрасту с ним Новый Халл — гигант, который расползается во всех направлениях: на север, на юг, на запад и восток. Данную часть города отличает изобилие крупных фабрик и удобная, четкая планировка.

И все же средоточием Халла является именно эта семимильная цепочка пристаней. С одной стороны стоят морские и речные суда, с другой толпятся железнодорожные вагоны.

На улицах Халла полным-полно викингов.

Мужчины все, как на подбор, высоченные, светловолосые пираты; женщины большей частью голубоглазые датчанки. Зовут всех почему-то либо Робинсонами, либо Браунами. Изредка встречается какой-нибудь Карл Торнгельд, но такое имя еще надо поискать.

У меня в планах когда-нибудь в будущем написать книгу о людях, населяющих восточное побережье Англии. И, скорее всего, это будут обитатели Халла и линкольнширского Бостона — двух городов, которые словно бы перенеслись сюда из Голландии. Возможно, сюда же я включу многострадальное норфолкское побережье, куда мог приплыть (и приплывал!) любой владелец боевой галеры.

Как приятно прийти вечером на паромный причал Халла — молча постоять, вслушиваясь в шум приливных волн на Хамбере и любуясь тонкой зеленой линией Линкольнширского побережья (еще раз напомню, что река в этом месте имеет в ширину три мили). Мне чрезвычайно нравится эта небольшая голова мола, опирающаяся на массивные деревянные сваи. На заднем фоне маячат изящные георгианские особнячки. У домов такой вид, словно они до сих пор грезят марселями-топселями и медными пушечками. Бородатые мужчины в синем джерси стоят, перегнувшись через перила. Они покуривают глиняные трубки и бросают задумчивые взгляды в сторону Новой Голландии — точь-в-точь древние викинги, замышляющие разбойный набег!