Евгений Кравченко - С Антарктидой — только на Вы

После окончания экспедиционных вояжей и до самой смерти он продолжал работать инженером в авиации...

... В середине февраля закончили авиаработы на базах «Союз» и «Дружная-4» экипажи Ми-8 и Ан-2. Часть группы отправилась домой на Ил-76ТД, а экипаж вертолета Валерия Бурлинова с командиром звена Геннадием Лабутиным и техсоставом на морском судне пошли к «Новолазаревской», чтобы перевезти топливо на аэродром для обеспечения перелетов Ил-14 с базы. 13-17 марта этот же экипаж «эвакуировал» тех, кто работал на мысе Весткап. После этого вертолет погрузили на судно и законсервировали. А личный состав пересел на другой корабль и отправился в Буэнос-Айрес к рейсу самолета Аэрофлота, улетавшего в Москву.

Вертолетная группа на НЭС «Академик Федоров» успешно справилась с задачами по обеспечению «Мирного», «Бангера», «Русской», «Ленинградской». 20 марта работы закончила. Группа «Мирного» 9 марта завершила обеспечение «Востока» и вывезла его сезонный состав к рейсам Ил-76ТД. 12 марта Ил-14 выполнили рейсы на подбазу «Комсомольская», откуда тоже забрали людей. До 24 марта Ил-14 находились на страховке санно-гусеничных поездов, после чего обе машины прибыли в «Молодежную», а на следующий день выполнили рейс на «Прогресс». Один Ил-14 законсервировали для зимнего хранения, а второй подготовили к списанию. На этом работа авиагруппы была завершена.

В конце 34-й САЭ у меня состоялась неожиданная встреча с человеком, которого я видел всего один раз в жизни. 18 марта мы на Ил-14 перелетали с «Дружной-3» в «Молодежную», где должны были продолжить работу по научным программам. Но из-за плохих погодных условий нам на двое суток пришлось задержаться в «Новолазаревской». Мы вымотались до предела, и заботливый и чуткий начальник этой станции Владимир Евгеньевич Ширшов, видя наше состояние, распорядился приготовить для нас баню. Попарившись, получив несказанное наслаждение, мы отдыхали с Володей Плешковым, когда к нам подошел симпатичный рослый молодой человек:

— Здравствуйте! Вы меня, наверное, не помните?

Я взглянул в его лицо — нет, этот человек мне был незнаком.

— Вы уж извините, — начал я, — в этой экспедиции так много народа...

— Вы же меня в декабре вывозили санрейсом с «Востока»...

Он представился, но, по совести говоря, я не помню сейчас его имени. А тогда в памяти мгновенно всплыл тяжелейший рейс на «Восток», после которого я на несколько минут потерял зрение.

— И что же вы здесь делаете? — спросил я.

— Работаю с группой по своей программе, — он слегка помялся. — Вы уж простите, но я позвонил сейчас нашим ребятам, сказал, что приглашу вас в гости. Прошу, не отказывайтесь, зайдите хоть ненадолго. Я ведь вам стольким обязан...

Делать нечего, пришлось соглашаться. Да и время позволяло. К нашему удивлению, хозяева приготовили прямо-таки царский ужин. Наша встреча получилась неожиданно теплой и сердечной. Говорили о многом: о его здоровье, о работе, планах, о новостях с Большой земли. Однако пора и честь знать. Распрощались. Шли в отведенный нам дом и удивлялись: бывают же такие встречи? Да и где? В бане! Но такой вечер и внимание, с которыми мы столкнулись, дорого стоят. Это награда. Добрые дела, оказывается, не всегда забываются.

Наконец добрался до койки. Вошел Ширшов, растолкал.

— Тебе телеграмма. Срочная!

Читаю. Просят дать мое согласие на представление к званию лауреата Государственной премии. Мне хорошо знакомы истории розыгрышей в Антарктиде, поэтому я по достоинству оценил чью-то шутку и, улыбнувшись, вернул листок:

— Ты знаешь, я сегодня почти не спал, поэтому, извини, смеяться не буду. Отправьте эту телеграмму какой-нибудь балерине.

Но вскоре он принес еще одну. Другую. Поздравил.

— Знаешь, ну их всех к дьяволу. Вот доберусь до «Молодежной», там и разберусь, — сказал я Ширшову. И уже засыпая, успел бросить Володе Плешкову:

— Видишь, до чего доигрались в этой Антарктиде...

В «Молодежной» меня ждали такие же телеграммы. Наше руководство просило меня срочно выйти на телефонную связь с Москвой и дать согласие на отправку документов. Согласие дал, все еще не понимая, к чему этот шум. Летчик — лауреат? Странно звучит. Радости не было, я ощущал только усталость. Впереди меня еще ждала работа и не самая легкая в конце сезона... Мы и так уже здесь задержались.

Но полеты на Ил-14 закончились только в первой декаде апреля. Свалился огромный груз с плеч, который пришлось нести весь очень длинный сезон. После завершающего полета 6 апреля пришел в свою комнату и вдруг почувствовал, что проваливаюсь в терпкую, теплую темноту. Успел услышать, как Володя Плешков крикнул: «Мужики, командиру плохо! Врачей сюда, срочно». Сумел ответить: «Да не надо никаких врачей. Дай, отдохну...» И все. Очнулся в медсанчасти, под капельницей. Лежу раздетый, укрытый простыней. Оглядел себя и самому стало страшно — в гроб краше кладут. Видимо, накопившаяся усталость и резкий спад напряжения сделали свое дело. Диагноз врачей был предельно прост: «Полное физическое и нервное истощение». Но это уже приговор, конец моим экспедициям. Как ни странно, меня это не испугало. К такому исходу я был готов. Все когда-то кончается. Несколько дней пролежал, пока появились хоть какие-то силы, чтобы можно было вставать и самому подливать физраствор в капельницы, когда врачи уходили на обед. Приходили товарищи, рассказывали о последних новостях, но я с трудом улавливал смысл их рассказов. Никаких мыслей в голове, только опустошенность во всем теле... Вышел из медсанчасти лишь тогда, когда началась погрузка на морское судно. Меня качало, как былинку на ветру.

16 апреля закончила свою работу в «Мирном» группа командира звена Александра Егорова, и 22-го они убыли на Родину.

Обстановка в экспедиции сложилась так, что наш корабль вынужден был пойти в «Мирный», чтобы забрать оставшихся людей. 5-8 мая вертолетные экипажи выполнили завершающие полеты с борта судна, так как оно ввиду сложной ледовой обстановки смогло подойти только на расстояние 80-100 километров от берега. Я хотел слетать с ними в «Мирный», чтобы посетить место, где лежали мои товарищи, погибшие в огне, и попрощаться. Но наблюдавшие за моим состоянием врачи категорически воспрепятствовали этому желанию. 8 мая мы ушли от берегов Антарктиды. Административная и организационная работа еще продолжалась до самого прибытия в Ленинград 24 июня. Дальше все просто — отчет, разборы, списание с летной работы подчистую — с полным «букетом» болячек.

Работа авиации в 34-й САЭ отражена в монографии известного полярного исследователя, много лет отдавшего Антарктиде, Льва Михайловича Саватюгина, в третьем томе книги «Российские исследования в Антарктике». Привожу всего лишь несколько выдержек из монографии: